– Неужто вы проморгали такую очевидную деталь: холостяки им вовсе не нужны?
– Я никогда не упускаю очевидного, – отрезал он. Я вытаращился на него.
– Вы никогда не... – Тут я замолчал и продолжил после небольшой иронической паузы:
– Стало быть, свадебные приготовления закончены, и невеста ждет в церкви жениха?
– Я пошел дальше. – Опять на щеке заиграл тик. Он полез в ящик, вытащил оттуда кожаные корочки формата четыре на девять и протянул мне.
– Обращайся с этим бережно, Бентолл. Твое брачное свидетельство. Процедура совершена в Кэкстон-Холле десять недель назад. Можешь посмотреть на свет, попробовать на зуб. Хотя в этом нет нужды. Документы в полном порядке.
– И не сомневаюсь, – процедил я сквозь зубы. – Если в еще с формальностями возникли затруднения, это была бы полная катастрофа.
– А теперь, – оживляясь, проговорил он, – ты, думаю, не прочь познакомиться со своей женой. – Он поднял трубку и сказал:
– Попросите, пожалуйста, войти миссис Бентолл.
Трубка его погасла, и вновь он принялся за упражнения с перочинным ножиком, изучая недочищенный чубук. Мне нечего было изучать, а потому глаза мои блуждали от безделья по комнате, пока не зацепились за светлую панель в темной отделке письменного стола. С этой панелью связана целая история. Месяцев девять тому назад, может, чуть меньше, но уже после того, как погиб в авиакатастрофе предшественник полковника Рейна, на моем стуле сидел другой человек из команды Рейна. Рейн не знал о нем главного: этого агента в Центральной Европе раскрыли и перевербовали, обратив в двойника. Первое задание, возложенное на перебежчика, было возмутительно циничным: убрать Рейна. Устранение полковника Рейна (кстати, настоящее его имя засекречено) – шефа контрразведки, хранителя великих тайн – нанесло бы спецслужбам невосполнимый урон,.. Полковник ничего не подозревал, пока агент не вытащил пистолет. Агент тоже многого не ведал, как, впрочем, и другие до той поры. А именно, что к креслу полковника Рейна приторочен снизу люгер с глушителем и взведенным курком, приводимый в действие при помощи пружинного устройства. А все-таки новую панель можно было подобрать с большим тщанием и вкусом.
Естественно, в том случае у полковника Рейна не было выбора. Но, даже имея альтернативу – допустим, возможность обезоружить противника, – он почти наверняка пристрелил бы его. Столь беспощадных субъектов мне еще не доводилось встречать. Не просто жестоких – беспощадных. Цель для него всегда оправдывает средства. И если цель достаточно весома, он готов на любые жертвы. Вот почему он сидит в этом кресле. Но когда беспощадность превращается в бесчеловечность, тут я категорически против.
– Вы что – всерьез намерены послать со мной эту женщину? – спросил я.
– Не то что намерен послать, – ответил он, заглядывая в трубку с любопытством геолога, изучающего кратер потухшего вулкана. – Посылаю. Это решено.
У меня вмиг поднялось давление.
– Вы не можете не понимать: участь доктора Фейрфилда наверняка разделила его жена. И, несмотря на это...
Он положил на стол трубку, положил перочинный ножик, удостоив меня взглядом, который казался ему, надо думать, насмешливым, а мне – угрожающим. Как пара надвигающихся стилетов.
– Сомневаешься в мудрости моих решений, Бентолл?
– Сомневаюсь в необходимости отправлять женщину на задание, откуда ей не вернуться. – Голос мой преисполнен негодования, даже гнева. Я не в силах скрыть свои чувства. – И сомневаюсь в пользе совместных рейдов. Вы ведь знаете, полковник Рейн, что я – кустарь-одиночка. Давайте рассмотрим такой вариант: сославшись на болезнь жены, еду один. Сами подумайте, на кой черт сажать себе на шею бабу в такой передряге? А, сэр?
– Сотрудничество с этой конкретной дамой, – сухо заметил Рейн, – большинство мужчин сочло бы за величайшую привилегию. Не переживай. Ее участие в этой операции необходимо. А юная леди добровольно идет на риск. Добавлю: она умна, изобретательна, искушена в нашем ремесле, да она тебе сто очков вперед даст, Бентолл. Вполне возможно, не тебе с ней надо будет возиться, а совсем наоборот. А уж за себя она сама постоит. У нее оружие, без него она ни шагу. Уверен, что тебе...
Он осекся. Отворилась боковая дверь, пропуская в комнату девушку.
Сказать просто «вошла девушка»? Воистину ложь! Простые слова в этом случае бессильны. Девушка не вошла, она вплыла с грацией прирожденной балерины. На ней было легкое гофрированное шерстяное платье серого цвета, облегавшее каждый изгиб ее фигуры как бы даже с гордостью: не каждому платью выпадает честь соприкасаться с таким телом. Талию охватывал темно-серый пояс, по окраске перекликавшийся с теннисными туфлями и сумочкой из крокодиловой кожи. В сумочке, вероятно, и находился пистолет, под таким платьем ведь и рогатку не спрячешь...
Гладкие светлые волосы, откинутые назад. Темные брови, длинные ресницы, ясные карие глаза, чистая атласная кожа, тронутая легким загаром. Вот и весь портрет.