Я велел ему опуститься на колени. Ноги с вывернутыми назад суставами делали эту задачу нелегким испытанием, да и от старых костей помощи не было. В такой близости от него становилось гораздо легче разглядеть сотни шрамов, крест-накрест пересекающих мех линиями шерсти, которая отросла чуть более светлого цвета. Раны на предплечьях, бицепсах, груди, горле, лице, руках… все спереди. Цах`к всегда встречал врагов лицом к лицу. Уверен, эта грубая отвага вызвала бы у Леора восхищение.
Закрыть и исцелить рану совсем не сложно. Просто понуждаешь плоть выполнять ее природную функцию — образуются струпья, рубцы затягиваются, и так далее. Но обратить вспять разрушения, нанесенные плоти, крови и костям временем? Это требует большего умения в Искусстве, чем многие когда-либо смогут добиться.
Имперские омолаживающие процедуры сочетают в себе науку химии и хирургическое мастерство, но все равно не достигают вершин Искусства. Они лишь перенимают наименьшие из его эффектов. Врачи и гематоры просто обманывают генетику, клонируя плоть, синтезируя кровь, или же извлекая собственную кровь пациента и меняя ее природу посредством восстанавливающих и обогатительных процедур.
Только варп позволяет переделывать саму плоть. Однако, вдыхая его в кровеносную систему, необходимо доверять ему. Его мутагенное прикосновение не всегда столь милосердно, как на это надеешься. Как я уже говорил ранее, в Великом Оке все мы носим на коже собственные прегрешения.
Кончики пальцев моей перчатки коснулись лба Цах`ка. Мне не было нужды притрагиваться к нему, однако касте рабов требуется определенная театральность. И, как и в любой демонстрации власти, фокус в том, чтобы сила казалась слугам непринужденной.
— Встань, — произнес я мгновением позже. — Встань и возвращайся к своим обязанностям.
Он открыл свои выпуклые глаза. Оба черные. Оба ясные, чисто черные. Одно козлиное ухо подергивалось. Дыша тухлятиной, он издал вскрик, совсем как тот зверь, что составлял большую часть его генетической сути.
— Благодарю, лорд Хайон.
— Знаю. Ступай.
Он был слишком полезен, чтобы терять его в простой драке внутри племени. Когда он приближался, сородичи пятились или сгибались над консолями, устрашенные его внезапной силой и аурой моей благосклонности. Даже его шерсть стала темнее, белая седина вновь стала серой. Один из наиболее высоких и сильных самцов отважился встретить возвращение Цах`ка лающим блеянием и был вознагражден за это ударом приклада винтовки в щеку. Он покорно пригнул рога и вновь обратил окровавленное лицо к своим делам. Вызов откладывался на другую ночь.
— Включить вокс-связь с третичной секцией экипажа.
— Включаю, — произнесла Анамнезис через динамики вокса. При звуке ее голоса несколько зверей-мутантов по обычаю прикоснулись к талисманам из кости или высушенной кожи, висевшим на шнурках у них на мохнатых шеях.
— Неудачно, — сказала она. — Неудачно. Неудачно. Не удалось.
Никакого ответа от Фалька и его братьев. Ну конечно.
Я откинулся на троне из красного железа и резной кости, наблюдая за оккулусом, который показывал бесконечное ничто. Гира у моих ног издала тихое рычание, следя своими белыми глазами за тем, как я поглаживаю отключенный клинок своего силового топора.
О чем ты думаешь, Гира?
Еще никто из Нерожденных не возвращался невредимым с Лучезарных Миров.
Ее слова вызвали у меня улыбку.
Мы пройдем мимо них, даю тебе слово.
Взгляд ее перламутровых глаз переместился с топора на надетый на мне кобальтово-синий доспех.
Пламя твоей души пылает ярче, господин. Я вижу, как секира плавится в твоих руках, а броня обгорела дочерна.
Я провел большим пальцем перчатки вдоль лезвия Саэрна. Мягкий скребущий звук умиротворял меня. В тот момент я считал, что ее слова — всего лишь нечеловеческие перипетии того, как она воспринимает мир вокруг себя. Не может увидеть обыденные детали и постоянно глядит на мироздание посредством искаженных чувств демона, усматривая значимость во всем, вне зависимости от того, заслуживает оно того или нет.
Она продолжала смотреть на меня.
Скоро пламя твоей души будет пылать так ярко, что заставит Нерожденных преклонять колени.
Ты говоришь, будто Токугра.
В ответ на мое насмешливое поддразнивание волчица резко щелкнула челюстями.
Смейся, сколько угодно, господин. Но я вижу тебя в опаленной броне, стоящим на коленях перед другим.
— Я покончил со стоянием на коленях, — я произнес эти слова вслух, ощутив, как они сорвались с губ, и пожалел о своей оплошности, когда ко мне повернулись звериные головы со всей палубы. Император мертв, а мой отец проклят. И я больше никогда не встану на колени.
Столь дерзко. Столь уверенно. Столь невежественно. Гордыня тех, кому не за что сражаться.