Чёрный Рыцарь (ЛП)

Она не должна быть в гребаной школе. У нее нет занятий, о которых можно было бы говорить, и у нас нет тренировки, поэтому она не могла остаться на матч.

Если не..

Я достаю свой телефон и проверяю сообщения.

Несколько из моего группового чата с тремя моими друзьями-ублюдками.

Ронан:По шкале от одного до десяти, как думаете, скольких девушек я смогу трахнуть, прежде чем мой отец заставит меня жениться, как шлюху на продажу?

Эйден:Зависит от того, имеют ли они в виду секс или нет.

Ронан:Отвали, Кинг.

Ронан:Кто-нибудь еще?

Коул:Сто.

Ронан:Теперь мы можем поговорить.

Коул:Но ты не запомнишь ни одну из них.

Ронан:Лааааадно! Я просто соглашусь с одной.

Он прикрепляет селфи с Кимберли рядом с собой. Он кладет руку ей на плечо, как и вчера, но на этот раз его губы касаются ее щеки, когда она смеется в камеру.

Ее глаза слегка закрыты, оставляя только щелочку из тех зеленых радужков, которые, как мне хочется думать, выглядят как сопли, но на самом деле являются самыми завораживающими зелеными, которые я когда-либо видел.

Пряди ее волос развеваются, отчего прилипают к маленькому носику и полным щекам. Ее зубы обнажаются от смеха. Хотел бы я, чтобы это было вынужденно или напоказ, как она делает на выставках своей матери.

Я знаю фальшивые улыбки Кимберли. Я их выучил. Они выгравированы в темном уголке моего сердца, на том, на котором написано ее имя.

Эта улыбка не одна из ее фальшивых. Она искренне счастлива, наслаждаясь тем, что выглядит как обычная персона. Только Ронан мог сделать селфи в продуктовом магазине, как какой-нибудь гребаный простолюдин.

От него приходит еще одно сообщение.

Ронан:У меня новый вызов. Я трахну только одну девушку, а потом, может быть, мой отец выдаст ее за меня. Отец Кимми тоже большая шишка. Граф Эдрик одобрил бы это.

Я печатаю, прежде чем осознаю, что делаю.

Ксандер:Я собираюсь, блядь, убить тебя, Рон.

Я удаляю, прежде чем моя импульсивная сторона заставит меня нажать «Отправить».

К черту его и то, как он меня дразнит. Это не работает и никогда не сработает.

Коул: И она может воплотить твою фантазию о девушках в кроличьих костюмах, выпрыгивающих из торта в реальность.

Ронан:Черт, да, я отвел ее в тот отдел, и она не переставала улыбаться. В следующий раз я попрошу ее примерить их.

Эйден: Когда Рид навещала Эльзу на прошлой неделе, она надела эти кроличьих ушки.

Дайте мне, блядь, передохнуть. Даже Эйден замешан в этом дерьме? Разве ему не должно быть все равно, как обычно?

Я заставляю экран потемнеть, чтобы не написать чего-нибудь такого, о чем, скорее всего, пожалею. Они видят, что я прочитал сообщения, но, в общем, к черту их.

К черту их всех.

— Твоя сестра не в школе, — говорю я Киру с улыбкой.

Если она думает, что может играть без чувства вины за то, что бросила брата, значит, ее ожидает другое.

Он перестает жевать, глядя на меня сквозь ресницы.

— Но она сказала, что у неё занятия. Вот почему Пол забрал меня. — его нижняя губа дрожит. — Я не люблю, когда наш водитель забирает меня. Других детей забирают их родители.

Ну черт.

Я мог бы хотеть, чтобы она страдала, но не за счет Кириана.

Кроме того, его случай так близок. Я часто ездил с Эйденом и Коулом, когда мы были детьми. Ни один из наших родителей не заботился и не приезжал за нами лично, за исключением, может, матери Коула.

— Разве я не говорил тебе звонить мне, когда некому тебя забрать?

Я режу еще один кусочек пирожного и кладу его перед ним.

Он приподнимает плечо.

— Кимми говорит, что я не должен тебя беспокоить.

— У нас братский кодекс, помнишь? В следующий раз позвони мне.

Его глаза загораются, когда он, наконец, доходит до шоколада.

— Ты действительно приедешь?

— Всегда.

— Что значит «всегда?

— Это значит, что я буду рядом до скончания времен, когда ты будешь нуждаться во мне.

Даже если я уеду и никогда больше сюда не вернусь, Кириан всегда будет со мной. Часть, от которой я никогда не попытаюсь избавиться, как от всего остального.

Он кладёт кусок пирожного на тарелку и смотрит на него, склонив голову.

— Кимми тоже так говорила, а потом...

— Что потом?

Он качает головой, его подбородок дрожит.

— Я не должен был говорить.

Я наклоняюсь, пока его руку от моей не отделяет совсем небольшое пространство.