Нездоровой собакой.
Вот подходящее слово.
Хуже всего то, что у меня нет возможности остановиться.
Когда я пристально смотрю на Ронан, я притворяюсь, что ее не существует, и говорю ей:
— Это не твое дело. Уйди.
— Ну, я делаю это своим делом. Ты не можешь причинить боль Ро в моём окружении.
Ро.
Чертов Ро.
Если она называет его так нарочно, усугубляя мое безумие, то это, блядь, работает.
Кто-нибудь, запишите в отделение психиатрии. И скорую помощь, потому что, если меня посадят за то, что я сумасшедший, с таким же успехом можно убить этого ублюдка.
— Да, Кимми. Защити меня от этого сумасшедшего придурка. — Ронан надувает губы, держит ее руку в своей и гладит по спине.
Поскольку он стоит у нее за спиной, я вижу всю фальшь в этом выражении, насмешку в его глазах, а затем он просто ухмыляется мне.
Он, блядь,
Вот и все. Он труп. Во сне, в машине, в бассейне. Не имеет значения, это произойдет.
Я смеюсь, звук невеселый и резкий, когда я обращаюсь к ней:
— Думаешь, что сможешь остановить меня? Знай свое гребаное место.
— Ты знаешь
Нет, нет, я так не думаю.
Эту мысль нужно, блядь, искоренить.
Такими темпами, либо ей нужно исчезнуть, либо мне. Иначе с этого момента начнется гребаный хаос.
— Наблюдай... — я подхожу вперед, но она не двигается и не отступает.
У нее слегка дрожит подбородок, что означает, что она напугана, но не позволяет этому сказаться на ней.
Кимберли все еще стоит перед ублюдком Ронаном, не двигаясь, будто его безопасность ее цель в жизни.
Его безопасность.
Я останавливаюсь в нескольких шагах от них, наблюдая за, происходящим с той ясностью, которая у меня имеется, после всего алкоголя и травки, которые я употреблял. У меня болит голова и горит лицо, но самая сильная боль исходит от того, что что-то неровно бьется в моей груди.
Раньше они смеялись и веселились. Сейчас она защищает его.
И он перестал спать со всеми подряд.
Реальность обрушивается на меня, как удар по носу. Я никогда не видел ее такой счастливой с кем-то, кроме Кира, до Ронана.
Я никогда не видел, чтобы он сходил с ума из-за девушки до Кимберли.
— А теперь, если ты нас извинишь, нам с Кимми нужно поговорить о нашем свидании.
Голос Ронана ясен, не насмешлив, просто констатирует факты.
Они идут на гребаное свидание.
Я пристально смотрю на нее, ожидая отрицания. Кимберли не ходит на свидания. Кириан вся ее жизнь, и она не любит, когда ее отвлекают от него. Кроме того, у нее нет уверенности. Я знаю это, потому что наблюдаю за ней больше, чем за собой.
Она не может пойти на свидание с Ронаном. Этого просто не может быть.
Я улыбаюсь им, но уверен, что это больше похоже на улыбку какого-нибудь сумасшедшего, чем на мою собственную.
— Хорошая попытка.
— Кто сказал, что это попытка? — Ронан улыбается в ответ.
— Ронан, — рычу я.
— Ксандер, — воркует он.
Я пристально смотрю на него, сообщая все, что ему нужно знать.
Очевидно, эта судьба его не пугает, так как он говорит драматическим тоном.
— В любом случае, если у тебя имеются какие-либо возражения, скажи это сейчас или закрой рот.
Взгляд Кимберли устремляется в мою сторону. Это так обнадеживает, что я хочу, блядь, выпотрошить себя и наступить на останки.
Почему она так на меня смотрит?
Разве я не говорил ей, чтобы она прекратила меня искушать? Перестала надеяться на что-то от меня?
Чем больше она будет делать, тем сильнее я ее уничтожу.
— У меня имеются возражения. — я пристально смотрю на нее, говоря ему: — Она беспорядок, которого ты не хочешь в своей жизни.
Ее лицо вытягивается, будто я пнул ее в живот, наступил на неё, а затем сделал то же самое со щенком.
Это единственный способ держать ее подальше.
Поверьте мне, эта боль ничто по сравнению с другой.
— Позволь мне побеспокоиться об этом. Я люблю беспорядок. — ухмылка Ронана меня раздражает, и хочется, чтобы мой кулак стер ее. Он тянет ее за руку. — Кимми, ничего не хочешь сказать Ксандеру, пока мы на этом священном собрании?
Она смотрит на Ронана, говоря спокойным тоном.
— Я не могу разговаривать с кем-то, кто ничего не значит. Он даже больше не существует.
Ничего.
Больше не существует.
Я притворяюсь, что ее слова не разрезают меня на части и не оставляют бездонную дыру, которая питается моей жизненной сущностью.
Моя улыбка становится угрожающей.
— Ты моя должница, Рид. Не забыла?
Наконец она смотрит на меня, выражение ее лица суровое, решительное. Закрытое.
— Я тебе ничего не должна. Я устала молить о прощении, которого ты никогда не дашь. Я покончила с тобой, твоими играми и твоим холодным плечом. Я. Закончила.