Чёрный Рыцарь (ЛП)

Я отказался быть ее рыцарем, став Войной.

— Почему ты снова напился? — спрашивает она ломким голосом. — Что произошло с твоей рукой?

— Ш-ш-ш, не порть все. Просто оставайся такой.

Я поднимаю голову и кладу ее ей на колени так, чтобы смотреть на нее снизу вверх.

Кимберли из моих снов всегда говорит мне, какой я хреновый и что я могу стать лучше, как и раньше. Я могу стать рыцарем вместо Войны.

Но не сегодня. Сегодня все испорчено.

Сегодня она с Ронаном, и я ничего не могу с этим поделать. Сегодня у меня Коул и Эйден в качестве опекунов, потому что они не хотят, чтобы я совершил какое-то глупое дерьмо, например, чтобы меня убили в бандитском бою.

Я протягиваю руку и касаюсь пальцами ее щеки. Она дрожит под моей кожей, словно всегда хотела, чтобы я это сделал. Моя ладонь горит из-за пореза, но я почти не чувствую этого.

— Ты такая красивая, Грин, и я чертовски ненавижу тебя за это.

— Ксан... — мое прозвище застревает у нее во рту, будто она не хочет его произносить. — Какого черта? Ты не должен так меня называть.

— И ты не должна быть здесь. Я освободил тебя.

— Что, если я не хочу быть освобождённой?

— Ты мазохистка, не так ли?

— Возможно.

— Возможно, а? — я улыбаюсь. — Я собираюсь сделать с тобой плохие вещи.

Я возненавижу это утром, и возненавижу себя за это, но если я получу это только во сне, то так тому и быть.

Ее глаза расширяются.

— П-плохие вещи, такие как что?

Я поднимаю голову и обхватываю рукой ее затылок.

— Как это.

Мои губы встречаются с ее губами, и я наслаждаюсь ею так, как всегда, хотел.

Я принимаю искушение, от которого всегда убегал.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 16

 

Кимберли

 

Поцелуи всегда были для меня фантазией. Всепоглощающей страстью, потребностью в большем.

Кстати, я виню в этом любовные романы.

В тот день на вечеринке у Ронана я думала, что знаю, что такое поцелуи. Немного страсти, немного силы, много горя.

Теперь, когда Ксандер овладевает моим ртом, в меня просачивается другой тип эмоций.

Отчаяние.

Это правильное слово. Это единственная эмоция, которая пронизывает меня, и делает это с разрушительной силой.

Я позволяю ему поцеловать меня, будто это наш первый и последний поцелуй. Мне все равно, если у нас никогда и ничего не будет после этого, пока он целует меня с этим отчаянием и потребностью владеть мной, быть со мной.

У него вкус водки и мяты, сильная смесь, которая бьет прямо в грудь. Я глубоко вдыхаю его и не осмеливаюсь выдохнуть, боясь, что этот момент закончится, и мы вернемся в наши разные миры, словно нам никогда не суждено было быть.

Когда Мари сказала мне, что обезьянка Кир ушёл к нему переночевать, я, возможно, прокляла своего младшего брата.

После сообщения, которое Ксандер отправил мне, вновь нагло оттолкнув, я была готова к своим комфортным К-драмам и мрачному плейлисту.

При мысли, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, мне захотелось заплакать, но я так старалась все это время не зарыдать, так что сейчас я этого делать не буду.

Туман становится сильнее, когда я плачу, и он кормил его без остановки в течение многих лет.

Ахмед поприветствовал меня, сказав, что Кир спит. Я подумывала разбудить его, но не могла беспокоить. Кроме того, как только я оказалась в комнате для гостей, в которой спал Кир, Коул и Эйден постучали в дверь. Они сказали, что Ксандер в беде.

Я не думала, когда бежала сюда. толкнула дверь и вошла внутрь на дрожащих ногах. Он спал на кровати вниз головой, свесив голову набок, а его рука, забинтованная, покрытая засохшей кровью, свисала с края.

Первое, что я сделала, это проверила его пульс. Я собиралась уйти, как только удостоверюсь, что он жив, я действительно собиралась. Но одно прикосновение к его волосам превратилось в два, и не успела я опомниться, как уже сидела на его кровати, а потом он открыл глаза и назвал меня Грин, и я как бы потеряла рассудок.

Я потеряна прямо сейчас.

Потому что по опыту знаю, что его поцелуи, его легкие моменты близости связаны только с разбитым сердцем. Если он освободил меня от нашего двенадцатилетнего обещания после первого поцелуя, что он собирается сделать сейчас? Потребовать, чтобы я продала душу дьяволу? Заставить меня смотреть, как он топчет мое сердце?

Я кладу две руки на его сильные плечи и отталкиваю. Его губы покидают мои со стоном — с моей стороны, не с его. Какого черта я оплакиваю его потерю, если он никогда не был со мной?

— Ксандер, я...

— Шшш. — он прикладывает указательный палец к моим губам, к горячим и покалывающим из-за него. — Не разрушай это.

Я отталкиваю его руку, осторожно, чтобы не повредить рану, и делаю еще один глубокий вдох, а затем сожалею об этом, потому что все, чем я дышу, это он.

— Ты тот, кто все разрушает.

— Нет, ты. — его глаза наполовину опущены, а лицо такое страдальческое, будто в него стреляют и он не может умереть.

— Я? — повторяю я.

— Если бы ты не отвела меня туда, если бы ты... — он замолкает и качает головой. — Но сейчас это не имеет значения. Позволь мне поцеловать тебя. — он тянется ко мне, но я изо всех сил пытаюсь оттолкнуть его.

Он силен, даже будучи в нетрезвом состоянии.

— Нет. Я не готова платить такую цену.