Почти уверен, что он вообще ушел бы из Элиты, если бы ситуация каким-то образом развивалась в этом направлении.
Я приподнимаю бровь.
— Тогда, может, мне следует попросить Нэша разобраться в этом, а?
— Готов ли ты добавить своего отца к этой группе людей? — он стряхивает пыль с моей толстовки, будто там что-то есть. — Как продвигается кампания Льюиса?
— Замечательно, спасибо, что спросил, — говорю я с ухмылкой, хотя хочется врезать ему по лицу.
— Если ты ударишь, я ударю в ответ, Найт. — он качает головой с притворным сочувствием. — Не хотелось бы ломать этот нос, когда ты должен быть на стольких фотографий для избирательной кампании. — он отступает назад, когда я прижимаю руку к боку.
Я определенно отправлюсь на бой сегодня. К черту Эйдена и Коула, к черту тренера и отца. В общем, к черту всех.
Бои единственное, что позволяет мне выпустить пар, и мне нужно это сделать, чтобы не взорваться от сдерживаемого разочарования.
Эйден обнюхивает меня, как какая-то собака.
— Попробуй ледяную мяту в следующий раз.
— Кто ты, моя мать?
— Ты, должно быть, действительно одинок, если хочешь, чтобы я стал твоей матерью. — он насмешливо качает головой. — Я свяжусь с тобой, когда подумаю об усыновлении.
— Член.
— По крайней мере, я использую свой. Подашь иск за нарушение прав человека.
— Я что-то услышал о судебном процессе? — Ронан бросается на Эйдена сзади в братских объятиях, от которых тот пытается вырваться.
Однако Ронан похож на осьминога — кто никогда не отпускает свою жертву.
— Член Найта подаст в суд в поисках своих яиц.
Выражение лица Эйдена остается нейтральным, когда он это говорит.
Я прищуриваюсь, глядя на него, когда Ронан смеется, а затем застывает.
— Но почему они делают это? Подожди секунду,
Эйден ухмыляется.
— Ох, уверен, что он соблюдал все правила безопасности.
— Отвали, Кинг.
— Что? Что только что произошло? — Ронан переводит взгляд с меня на Эйдена. — Вы снова что-то от меня скрываете, не так ли? Клянусь, я подам иск за пренебрежение в верховный суд дружбы.
— Этого не существует, — говорю я.
— Дружбы? — Эйден оглядывается по сторонам. — Кого?
Как будто кто-то нажал на кнопки Ронана, он начинает длинный монолог о том, что его всегда оставляют в неведении и что мы провоцируем его проблемы с отказом — ту же самую речь, которую он использует, заманивая девушек и заставляя их сосать его член, чтобы «расслабить его». Девушки всегда влюбляются в то уязвимое действие, которое он так хорошо выполняет.
Из нас четверых Ронан получает больше всех кисок, но не самых лучших, потому что он как гребаный автобус. Приглашаются все желающие.
Кроме того, он прекрасно справляется с небрежными секундами, третями или даже сотыми долями.
Говорил же, он гребаный автобус.
Пока он болтает, у меня возникает искушение врезать ему по этому аристократическому носу, которым он так гордится, сломать и смотреть, как из него сочится кровь. Он тоже не смог бы защититься, потому что не знает, как бить, и никогда не участвовал в подпольных боях, как я. Эйден тоже не стал бы его спасать, потому что ему просто все равно.
Две причины останавливают меня от принятия мер. Во-первых, мы в доме отца Эльзы, и наши с Ро отцы убили бы нас обоих за, затеянное дерьмо в доме Итана Стила; он здесь как новый император.
Во-вторых, и самое главное, если я его ударю, причина этого будет ясна как день.
Что бы он ни делал, до меня это не дойдет.
Я уже сформировал вокруг себя толстую броню, и никто не сможет пробиться сквозь нее, даже намеренное противостояние Ронана и его постановочные селфи.
И я знаю, что они инсценированы, потому что, хотя Ронан и ведёт себя, как невежественный мудак, на самом деле он лис. Как думаете, почему он притворяется, что поддерживает девочек? Это его верный путь в их трусики.
И все же я ударяю его в бок сильнее, чем следует.
— Ой! — он сжимает бок в руке. — Какого хрена это было?
— Чтобы заткнуть тебя к чертовой матери. Кстати, что ты здесь делаешь?
— Я постоянно прихожу навестить Элли.
— Эльзу, — скрипит зубами Эйден.
— Элли лучше,
Внимание Эйдена переключается на меня, как будто он ждет, что я скажу что-то похожее на его слова.
Что она Кимберли, а не Кимми.
И она не принадлежит ему и никогда не будет принадлежать. Ни сейчас, ни, блядь, никогда.
Но я этого не говорю. Я не имею права, блядь, говорить это или что-то даже отдаленно похожее. Кроме того, Ронан похож на собаку, ищущую кость, в тот момент, когда я проявлю реакцию, он вцепится в нее и загрызет меня.
— Жаль, что это не твое дело. — я ухмыляюсь.
— Вы оба можете сейчас свалить, — огрызается Эйден на лестнице. — Ваше присутствие больше не важно — не то, чтобы оно было когда-то.