Чёрный став

— А что я вам скажу, — заговорил снова Давидка, оставив канат. — Только-только я перевез пана Бурбу, что Чертово Городище купил. Ай, какой богатый мужик! Гроши в кишени так и бренчат…

— Та богатый… — нехотя, равнодушно отозвался Суховей, разморенный выпитой у Стокоза водкой. — Только люди говорят…

— Не верьте, пан Суховей! — быстро перебил его Давид-ка. — То все сказки…

— Я и то думал, что брешут…

— Люди — как собаки: кто молчит — на того и гавчут…

— Эге ж…

Давидка снова потянул канат и заговорил, кивнув на неподвижно и безмолвно лежавшую в фуре Марынку, понизив голос:

— А что я вам еще скажу, пан Суховей! Пан Бурба меня все выспрашивал о вашей дивчине — чи не знаю я, какая она, может, гуляет с кем у Сейма, чи еще где. Так я ему сказал, что Боже сохрани! Такую честную дивчину поискать, так не найти…

Суховей молча кивнул головой и ждал, что дальше будет. А Давилка продолжал, заискивающе заглядывая ему в лицо:

— Вот бы вам, говорю, пан Бурба, добрая жинка была б! Лучше и не надо… А пан Бурба устремил на меня свои очи, та и бурчит: «Не отдаст ее за меня псаломщик!..» — Чего ж, говорю, не отдать? Вы, пан Бурба, жених — хоть куда! Наперед можно сказать, что пан Суховей не поднесет вашим сватам гарбуза… «Ну, побачим!» — сказал пан Бурба, — и дал мне за перевоз аж целый злот!..

Давидка тихо засмеялся, обнажив длинные желтые зубы, и прибавил, потирая руки:

— Так что, пан Суховей, теперь сватов ожидайте!..

«Вот оно что! — подумал псаломщик. Марынка уже Бурбу подцепила, а я ничего и не знал! Скажи на милость!..»

Он, однако, ничего не сказал Давидке и, съезжая с приставшего к берегу парома, молча сунул ему в руку семиш-ницу. Давидка низко поклонился, пряча деньги куда-то в заднюю полу своего длинного, до пят, сюртука.

— Будьте здоровеньки, пан Суховей! Дай Боже вам и вашему семейству счастья та здоровья!..

Телега снова покатила — теперь уже берегом Сейма, и скоро послышался шум падающей с плотины воды и свежий шелест старых верб, осенявших мельницу своими длинными пушистыми ветвями со всех сторон…

Псаломщик долго стучал в окно мельницы, пока, наконец, открылась тяжелая дверь и из нее вышел мельник — сгорбленный старик с позеленевшей уже бородой, совершенно лысый, одетый в белые холщовые рубаху и штаны. Это был дед Марынки, отец Одарки — Тарас Порскала. С его помощью Суховей перенес все еще бесчувственную девушку в комнату деда, отгороженную в самой мельнице досчатой стеной, где вкусно пахло, как и во всей мельнице, свежей ржаной мукой…

Марынка как будто только и ждала, чтобы ее положили на постель любимого деда — и тотчас же пришла в себя.

Увидев склонившегося к ней старика, она потянулась к нему и обняла его.

— Дидусю, милый… — сказала она, припав к нему — и расплакалась…

Дед тихо гладил ее по голове и молчал, давая ей выплакаться…

Марынка плакала недолго. Затихнув, она устало опустила голову на подушку и незаметно заснула…

Суховей, «побалакав» немного с дедом, поехал домой. А старый дед долго еще не ложился и, как домовой, блуждал с тоненькой восковой свечкой по мельнице, что-то осматривал и поправлял. Потом он молился в своей комнатке перед черным ликом неведомого святого и усердно клал земные поклоны. Марынка открыла глаза, посмотрела на молящегося деда и улыбнулась, почувствовав себя малень-кой-маленькой девочкой, за которую молился дед Тарас. Она снова закрыла глава и так с улыбкой и заснула…

Только ко вторым петухам дед угомонился, улегшись на лавке под образами…

XVIII Первый шаг к знакомству

Вопрос, так интересовавший батуринцев — что будет делать в своем Городище Бурба — внезапно получил разрешение. Однажды в субботу, когда в церкви окончилась вечерняя служба и народ вывалил на площадь — Бурба, усердно выстоявший всю службу, также вышел со всеми из храма, но не пошел тотчас же домой, как он это делал раньше, а вмешался в толпу и стал здороваться то с тем, то с другим, двигая в знак приветствия со лба на затылок и обратно свою богатую, из сивых мерлушек, шапку. Он говорил, криво, слегка презрительно усмехаясь:

— Здравствуйте, люди добрые!.. От то ж пришло время познакомиться…

Добрые люди были ошеломлены такой неожиданностью и не знали, как принять это знакомство с человеком, который до сих пор никого не хотел знать. И хотя они все были враждебно настроены к Бурбе, но никому из них и в голову не пришло не ответить на его приветствие: хохлы очень вежливый народ. Они тоже двигали на голове шапку и любезно отвечали:

— А здоровы булы!..

Бурба не стал, однако, с ними долго разговаривать и сразу приступил к делу. Такой человек, как Бурба, понапрасну слов не тратит и, если он подходит к незнакомым людям — значит, у него есть к ним дело. А дело это заключалось в том, что он устроил у себя в Городище корчму и хотел, чтобы у него сегодня, по случаю ее открытия, были гости из «найважнейших» жителей села Батурина. Это было очень любезно с его стороны, и «найважнейшие» жители не сочли возможным ответить ему отказом на это приглашение…