Чёрный став

Опередив его, промчались бегунки с урядником и стражниками, проскакали Гуща и Кривохацкий. Таратайка Бур-бы уходила все дальше и дальше, но легкие бегунки урядника, запряженные здоровой почтовой лошадью, бравшей скорость мерным ходом, не дававшим ей быстро выдыхаться, нагоняли вороных. Еще несколько минут — и бегунки почти поравнялись с таратайкой. Урядник сделал тот же маневр, что и Наливайко — взял в сторону и, обогнав Бурбу, вышел на дорогу. Бурба в тот же момент круто, на всем ходу, так что таратайка едва не перевернулась, осадил и повернул лошадей, направив их уже не по дороге, а полем, чтобы избежать встречи с приближавшимся к нему Наливай-ко. Цыганчата, однако, тоже понеслись полем.

— Не давай дороги!.. — кричали сзади урядник и стражники…

Вороные, казалось, не знали устали. Да и сам Бурба, ви-димо, не раз бывавший в подобных переделках, не сдавал ни на одну минуту, сторожа каждое движение погони. Два раза чумацкие лошадки почти сталкивались мордами с вороными, но те тотчас же сворачивали в сторону и, обойдя их, уходили, как говорится, из-под носа. Наливайко снова очутился позади Бурбы…

Гуща и Кривохацкий тоже пытались на своих клячах преградить ему дорогу, но едва он налетел — как они в страхе шарахнулись в обе стороны. Гуща слетел с лошади и распластался на земле своим жирным брюхом.

— Та держи ж, матери твоей бис! — кричал он с земли бакалейщику, барахтаясь в дорожной пыли.

— А ты что не держал, трясця твоему батькови? — злобно отвечал Кривохацкий, пиная ногами в бока заупрямившегося и не двигавшегося с места одра.

— Та коняка ледаща!.. Разве ж его, черта, удержишь?..

Гуща с трудом вскарабкался на своего коня, как ни в чем не бывало пощипывавшего траву, и они снова поскакали, переругиваясь на ходу. Они остались далеко позади всех…

Бурба гнал лошадей беспрерывно, во всю мочь, и они неслись как вихрь, с каждой минутой уходя от погони все дальше и дальше. Уже выбились совсем из сил и цыганча-та Наливайко, и пожарные одры, и даже конь урядника, а те, казалось, шли все быстрее и быстрее. Скоро таратайка Бурбы совсем исчезла из виду…

Было непонятно, зачем Бурба гнал лошадей назад, к Батурину, где его легко могли поймать. Но у него, как потом оказалось, были свои соображения. Когда погоня стала приближаться к селу, таратайка Бурбы вдруг вынеслась во весь опор из ворот Мазепова Городища и повернула уже на бахмачанскую дорогу. Наливайко пустился было за ней, но тотчас же разглядел, что Бурбы в таратайке уже не было. На облучке вместо него сидел его глухонемой работник Свинота, неведомо откуда взявшийся. Ясно было, что и Марынки в таратайке уже не было; ее и Бурбу нужно было искать в Городище, куда уже въезжали урядник со стражниками и Гуща с Кривохацким. Наливайко повернул туда же…

Они долго шарили по всей усадьбе, осмотрели каждую канавку, каждый кустик — Бурбы нигде не было. Случайность помогла им напасть на его след. Фельдшер и бакалейщик, разморенные погоней, присели отдохнуть на обгорелые бревна, накиданные в кучу на том месте, где раньше стоял сарай Бурбы. Под тяжестью полновесного тела Гущи куча крякнула, осела — и, к невыразимому удивлению Кривохацкого, фельдшер мгновенно куда-то исчез. Откуда-то из-под земли донесся его глухой, придушенный от страха голос:

— Ой-ой-ой!.. Ратуйте!..

Это был искусно прикрытый мусором пожарища вход в подземелье, в глубине которого барахтался толстый фельдшер, тщетно пытаясь взобраться наверх по обгорелым ступеням.

— Добре! — сказал урядник, с довольным видом погладив всем кулаком свой запорожский, висящий вниз ус. — Тут мы и пошукаем…

У Кривохацкого оказалась в кармане свечка, которую он в церкви по рассеянности сунул себе в шаровары вместо того, чтобы поставить в паникадило. С этой свечкой он и полез первый в подземелье; за ним спустились туда и остальные…

Подземный коридор казался бесконечным. Урядник и Наливайко осматривали каждое углубление в стенах, но ничего, кроме костей и черепов, не находили. Вдруг Гуща остановился, потянул носом и радостно вскрикнул:

— Стойте, хлопци! Винный дух чую!..

В открывшейся перед ними пещере в самом деле стояли рядом десять винных бочек.

— Значит, Скрипица не брехал! — глубокомысленно заметил Кривохацкий. — А ну, попробуем чертова вина, какое оно будет на вкус…

Он вытащил из первой бочки затычку и, нацедив себе в руку, хлебнул. Его заросшее черными волосами до глаз лицо изобразило такую кислую гримасу, точно он выпил уксуса или еще чего-нибудь похуже. Из бочки текла какая-то вонючая дрянь, от которой все позатыкали носы.

Кривохацкий долго отплевывался, ругаясь:

— Га, чертяка, какое он поганое вино пьет!..

Остальные бочки были пусты…

Пошли дальше. Подземный коридор, как и рассказывал Скрипица, шел покато вниз, точно к самому сердцу земли. И не видно было ему конца. В некоторых местах он был так узок и низок, что приходилось пробираться по одному и на четвереньках, а иногда и ползком, на животе. Гуща и Кривохацкий уже начинали побаиваться — придется ли им еще когда-нибудь увидеть Божий свет.