Чёрный всадник

Нукеры посерели от страха. Один из них торопливо открыл ворота, а второй принялся изо всех сил колотить железным чеканом в большое медное било.

Узкие улочки растревоженного Бахчисарая разом заполнились мечущимися людьми.

Салтан въехал во двор ханского дворца. Страшное слово «казаки!» моментально облетело все закоулки и подняло на ноги всех от мала до велика.

Со второго этажа по лестнице деревянной галереи быстро сбежал в золотистом шёлковом халате хан Мюрад-Гирей. Увидев запылённого всадника на мокром от пота коне, кинулся к нему.

— Что? — выдохнул испуганно.

— Великий хан, казаки!

— Где?

— Перешли Альму и с минуты на минуту будут здесь! Я едва выскользнул из их рук! Все мои погибли…

— О аллах!

— Великий хан, дорого каждое мгновение! Не медли!

Мюрад-Гирей повёл округлёнными от испуга глазами на нукеров.

— Коней! — закричал визгливым голосом. — Коней! Посадить всю мою семью на коней — и в леса! Живей!

Ему подвели гнедого рысака. Не ожидая, пока другие члены семьи соберутся и сядут на коней, он вскочил в седло и ловко сунул в стремена мягкие, обшитые атласом комнатные туфли.

Лопотал на ветру золотистыми полами роскошный халат. Блестела на солнце вспотевшая бритая голова. Тучи пыли вздымались из-под копыт ханского коня.

Без оружия, без чалмы, плешивый, в цветастых шёлковых шароварах и в таком же халате, грозный Мюрад-Гирей был похож не на хана-воина, перед которым трепетал весь Крым, а на обрюзгшего престарелого купца из Кафы или Гезлева.

Перепуганные жители городка шарахались от его коня и жались к глиняным заборам. Следом за ханом мчались нукеры, ханские жены, сыны и дочки. Топот копыт, вопли, туча пыли и перьев от раздавленных конями гусей — все это нагоняло ещё большую панику на бахчисарайских жителей, и так уже ошалевших от известия о нападении казаков, свалившихся как снег на голову.

Со всех сторон слышались крики:

— Казаки!

— Урус-Шайтан!

— О вай-вай, горе нам, правоверные!

— О аллах!

Люди словно обезумели. Кричали. Плакали. Умоляли ханских воинов не оставлять их на произвол судьбы. Но никто никого не слушал. Слепой животный ужас гнал хана, его бесчисленную семью, дворцовую стражу прочь из Бахчисарая. Скорее туда, в леса, темно-зелёными кущами лежащие по взгорьям и глубоким долинам! На яйлу[45], а там — к морю, где всегда наготове стоят ханские корабли!

Едва успели последние беглецы укрыться в лесу, как в противоположной стороне, на севере, взвилась пыль — это мчались передовые отряды запорожцев.

Хан в бессильной злобе скрежетал зубами. Страх и стыд переполняли его сердце. Почему перекопский бей вовремя не предупредил его об опасности? Или казаки уничтожили весь гарнизон Перекопа? О великий аллах! Теперь Урус-Шайтан со своими воинами прольёт море крови правоверных! И ты допустил это, о великий аллах! Хан взглянул на свой расшитый халат, на мягкие туфли — и на него с новой силой нахлынул стыд. На кого стал похож? Как будет смеяться над ним султан Магомет, когда его соглядатаи, которыми наводнён Крым, донесут ему о позорном бегстве хана!

Однако раздумывать некогда. Через полчаса казаки будут тут.

— Вперёд! — крикнул хан и быстро, первым понёсся галопом прочь.

Поздно вечером добрался он до Ялты, бросив поводья слугам, взбежал по трапу на галеру. Только здесь почувствовал себя в безопасности, немного успокоился. В любой миг галера могла отчалить от берега и выйти в открытое море, где никто уже не догонит её… Но после недолгого размышления хан отменил приказ о выходе в море, он решил заночевать на корабле, не выходя из ялтинской бухты.

Постепенно к нему возвращалась способность трезво рассуждать. Страх за собственную жизнь прошёл, и он начал думать о том, как собрать войско, чтобы дать отпор Серко. Переодевшись в военную одежду, прицепив на бок саблю и засунув за пояс пистолеты, из жалкого беглеца вновь превратился в грозного хана, его голос, когда начал отдавать нукерам приказания, обрёл обычную силу и уверенность.

— Спасибо тебе, Гази-бей, за своевременное предупреждение! Ты спас нас всех. — Мюрад-Гирей покровительственно похлопал по плечу уставшего и убитого горем салтана. — О твоих детях позаботятся. А ты сейчас, несмотря на усталость, скачи в Алушту, поднимай людей. Пусть каждый, у кого есть конь и сабля, едет на яйлу! Оттуда мы ударим по казакам! Пускай алуштинский бей разошлёт гонцов по побережью до Кафы с моим приказом собираться на яйле, и сам он вместе с войском завтра к полудню придёт к истоку Салгира. Мы пойдём по долине на север и разгромим презренных гяуров!

До поздней ночи хан направлял во все стороны гонцов и лазутчиков. Вошёл к себе в каюту вконец обессиленный и тяжело упал на широкую, покрытую роскошным пёстрым ковром тахту.

4