Девушка так и не успела посмотреться в зеркало, когда услышала звонок в дверь, но знала, что глаза у неё наверняка всё ещё были красными и нос тоже явно покраснел и распух… зато вот голос звучал уже вполне нормально, поэтому говорить не оборачиваясь ей сейчас было несколько комфортнее.
– Ему нужно будет немного восстановиться, но это теперь только вопрос времени, Верена, – отозвался за её спиной мужчина. – Времени и техники. Самое главное, что он справился. Справился сам… К счастью, я всё-таки не ошибся в нём тогда.
– И, к счастью для него, его сумели сделать всего лишь рабом… – задумчиво добавила Диана.
– «Всего лишь»? – поражённо переспросила девушка, поворачиваясь к ним лицом.
– Да, Верена, «всего лишь»… – Алекс с наслаждением потянулся и присел на стоящий у стены белый пластиковый табурет, устало откидываясь к стене. – У тули-па есть рабы и есть слуги, – продолжил он, почему-то начиная разминать себе пальцами ногу под правым коленом. – Так вот раб, он обычно просто… просто попадает в энергетический капкан. Его можно, конечно, заставить исполнять приказы… но вот по-настоящему служить – никогда. Всё дело в том, что в рабство редко приходят по собственной воле, понимаешь? Поэтому от него и можно освободиться, разорвать канал, если человека ещё не выпили до дна, и он пока что способен на эмпатию… вот как этот бедняга.
– А слуги? – Верена одну за другой вытащила с полки несколько разномастных кофейных кружек.
Вот вечно они всё бьют, и чего-нибудь потом обязательно да не хватает для гостей… Ладно, вот эта, с Микки-Маусом, вроде бы Луизина, а Луиза у нас девушка не обидчивая…
Диана тоже села и закинула ногу на ногу, задумчиво постукивая кончиком туфли по стенке широкого мусорного ведра, задвинутого под деревянный кухонный стол.
– А вот в слуги, хороший мой, тули-па выбирают далеко не всяких, – она медленно провела пальцем по ободку своей чашки. – Это уже совсем, совсем другая каста… Знаешь, как англичане говорят? Один доброволец стоит двадцати принуждённых, и у каждого есть своя цена…
Женщина рассеянно поглядела на пёстро раскрашенную белую стену над кафельным фартуком, которую сплошь покрывали изображения диковинных фантастических существ, дерущихся над зарослями гигантских зубастых растений с длинными змеиными языками.
– Для слуг жалость и сочувствие обычно тоже давно уже превратились в постыдную слабость… в человеческое, которое надо в себе искоренять, – она грустно усмехнулась. – Поверь, ты всегда узнаешь их, если встретишь. У них обычно такой очень особенный взгляд…
Верена осторожно, чтобы не обжечься, сняла с подставки круглый стеклянный кофейник и со стуком поставила его на стол. Некоторое время девушка молчала, покусывая губу и бессознательно прислушиваясь к торопливому тиканию старых настенных часов, висящих рядом с окном.
– Тули-па их всех обманывают, да? – нерешительно произнесла она наконец.
– Ты же разговаривала с ними однажды, Верена, – покачала головой Диана. – Разве тебе показалось тогда, что тебя кто-нибудь из них пытался обмануть? Тули-па ещё могут чего-то недоговаривать на первых порах, может быть… но они никогда не станут скрывать свою подлинную сущность. И вот в этом-то и кроется самое страшное. У них просто-напросто другая цель. Они пытаются приучить людей восхищаться собой, понимаешь?
– И у них это, к сожалению, очень даже неплохо получается иногда, – мрачно покивал Алекс. – Далеко не все умеют сопротивляться.
– Всё равно я не понимаю, как это возможно… «приучить восхищаться», – упрямо мотнула головой Верена.
Алекс крутанул двумя пальцами стоящий на столе закопчённый маленький глобус, который Луиза притащила однажды с какой-то антикварной барахолки:
– А ты думала, что тули-па только разных химер-разрушителей приноровились плодить… вот вроде той, с которой нам пришлось столкнуться полгода назад? Это всего лишь вершина айсберга, к сожалению. Их подлинная сила заключается в том, что они любую, абсолютно любую идею способны обратить в полную её противоположность… да ещё в идеале так убедительно, чтобы неподготовленный человек соглашался бы даже с очевидным абсурдом, потому что не понимал бы, с чем ему вообще спорить… Но это тема для отдельного разговора… долгого и грустного, – договорил Алекс, по привычке запуская пальцы себе в волосы. – Потому что тот, кто действительно теряет свою, как любит выражаться этот вот Ян, «душу», всегда отдаёт её только даром и только когда искренне желает этого…
– А все остальные?
– А всех остальных надо просто жалеть, Верена, – тихо ответила Диана. – Жалеть и прощать, потому что они всего лишь заплутали, заблудились в этой жизни, как детки в тёмном лесу. И многих из них, наверное, ещё можно вернуть. В конце концов, иногда меняться – это и означает жить… – задумчиво добавила женщина. – А жить означает меняться… Так что лучше не будем-ка мы грустить, правильно? Это ты упражнялась, кстати?
Она кивнула на покрытую живописью стену:
– Очень так креативно…