Чёртовы свечи

Ларисины родственники жили не в «берлоге», а в своём доме, в хорошем месте. Только комнат было две, а семья большая — шестеро. Детство прошло в тесноте и разочарованиях. Потом выросли, разъехались. Но детские впечатления сильны…

Родители Ларисы — люди пожилые, к тому же приболели; им сложно было ходить без посторонней помощи, но не идти на похороны было нельзя. Попросили приехать дочь. Поехала. Вернулась к вечеру. Тяжёлый рассказ. Дядю хоронили в закрытом гробу. Он умер и неделю пролежал в квартире. Соседи вызвали полицию, когда почувствовали запах.

На похороны прилетел из Канады единственный сын — Георгий Николаевич Лотошников, Ларисин двоюродный брат. «Джорджем» теперь, наверное, зовётся. Он уехал в Канаду сразу, как только появилась возможность, — в конце 1990-х годов, но мечтал уехать со школы, ещё при Советском Союзе. Моя жена рассказывала, что её кузен уже тогда чувствовал себя иностранцем. В школе любимым предметом у него был английский; ко всему русскому, отечественному и в семье относились снисходительно. Хотя все Лотошниковы институты закончили, но звёзд с неба не хватали — ни должностей, ни званий учёных не получили. Закончив, как и отец, политех, брат стал инженером-электриком; также пошёл работать на завод, но вот свершилось чудо: распад СССР, свобода. Не раздумывая, стал пытаться эмигрировать в Канаду. Добился своего — получил визу, уехал, а позже перевёз семью…

Похоронили. Жора-Джордж воткнул на заросшую травой могилу матери пластмассовый цветок за 100 рублей (она недалеко от могилы отца похоронена) и стал подыскивать покупателей на квартиру. Времени нет. Там в Канаде он взял короткий отпуск. На поминках своим русским родственникам рассказывал о Канаде охотно и подробно: работает простым электриком, но у них есть собственный дом и машина. Ездят в отпуск. Были в Мексике. Лариса наблюдала за ним со стороны во время его рассказа: наслаждался производимым впечатлением. Ему казалось, что все ему завидовали. Он вовсю улыбался окружившим его двоюродным братьям, сёстрам и дядям ртом со стальными коронками, которые поставил ещё в студенчестве; лечить зубы и в России дорого, а там и вовсе не по карману электрику, и продолжал удивлять их: «Одна из дочерей поступила в университет; чтобы учиться, взяла кредит. После учёбы будет его выплачивать. Младшая ещё учится в школе. По-русски они дома не разговаривают и детей к русскому не приучают».

— Жила в России когда-то семья Лотошниковых, и «заместились» они. Пропали. Исчезли русские Лотошниковы. Безо всяких «чёртовых свечей» исчезли. Пустота на их месте образовалась. А там за морем появились канадцы — «Lotoshnikoff». «Замещение»? Но неравноценное какое-то, — рассуждает моя жена.

— Самый трудный вопрос, Лариса… Почему квартира нашей соседки заполнена до верху каким-то «бетоном»? Была же мебель, вещи, книги, одежда, холодильник… Всё разнородные по составу материалы. Вот если бы «замещение» было по принципу: «баш на баш», тогда открыла бы наша бабушка Мила дверь, а там стоит супер-пресупертехника, мебель…

— Или что-нибудь из юрты кочевника… ну предположим.

— Ну да, или крестьянский скарб, деревенская печь, деревянный стол и лавки… — продолжаю её мысль. — А то ведь просто некий материал, который мы назвали «бетоном». Но он не похож на то, что было. Неравноценное замещение. Принцип непонятен пока ещё.

Лариса укладывала на противень кусочки рыбы горбуши, я чистил картофель.

— По кругу ходим… Если вспомнить исчезновения, назовём их условно, «классические», там ведь всё просто — исчезали люди, животные, строения. Вместо них ничего не осталось. Полиция не нашла никаких следов. Даже чего-нибудь нейтрального не нашла, вроде нашего «бетона».

— Точно не осталось от исчезнувших ничего? В нашем доме, в квартире — ограниченное пространство, как в стакане… — Жена закрыла духовой шкаф.

— Стакан пуст, или в нём что-то есть. Хватит картошки? — спросил я.

— Да… Хватит. Ну если ещё парочку, чтобы на добавку осталось, — уточнила она и продолжила: — Исчез пограничный наряд, кто искал нечто иное? А «оно» могло быть…

— Что искали, когда пропал наряд: следы борьбы, пустые гильзы, следы крови, личные вещи, наконец… Кому в голову пришло бы обращать внимание на «нечто». Может, это «нечто» вообще универсально? Для всего — для человека, животного, предметов — всё это заменяет «нечто». Может, в этом смысл? Может быть, в этом есть…

— …Может быть, это и есть материал для «свеч»? «Руда», из которой можно добыть нужное сырьё… — Лариса стала нарезать лук кольцами и, поправив сползший на глаза платок, продолжила (это в ней проснулся старый игротехник): — Отвлекусь. Не критикуй, даже если услышишь бред.