Ли еще полностью находился во власти нахлынувших на него новостей и сидел, погруженный в глубокие раздумья, не представляя себе, что же будет с его учебой и вообще с жизнью, и поэтому не сразу почувствовал, как в его сознание, а вернее — в подсознание, стали проникать какие-то посторонние «помехи». Наконец их поток стал настолько интенсивным, что вернул его к действительности, и он почувствовал, что по его лицу, по закрытым векам бродит странный взгляд сидящей рядом женщины, хотя в чем заключена его странность, Ли понял не сразу. Только посмотрев ей прямо в глаза, он заметил, что глаза эти состоят из одних темных зрачков, почти без ободка, на ослепительно белом поле.
— Накурилась? — бесцеремонно спросил Ли.
— А ты откуда такой грамотный? Сам, наверное, балуешься?
— Знаю, хоть и не балуюсь…
— Значит, колешься…
На Ли была рубашка с длинными рукавами, и женщина, расстегнув ему пуговицы на манжетах, стала рассматривать руки.
— Красивые руки, — прошептала еле слышно.
Потянувшись к правой, дальней от нее руке, она слегка прижалась к нему. В это время вагон занесло на повороте, и она по инерции ткнулась ему губами в щеку, а он взял ее левой рукой за плечо, чтобы она не упала.
— Вот и поцеловались! — сказала она.
— Это ты меня поцеловала, а не я тебя, — возразил Ли, не убирая руку с ее плеча.
— Ну так поцелуй, если не брезгуешь!
Ли спокойно повернулся к ней, взял ее лицо в свои руки и крепко поцеловал ее в губы. И тут он почувствовал, как трудно дается ему это спокойствие, и вспомнил, что у него уже почти шесть лет (пролетевших как один день!) не было женщины. Ничего не было, если не считать нескольких поцелуев на вечеринке и с Тиной, да еще в первый студенческий год, когда его выбрала себе в провожатые Рита, жившая на полпути между институтом и его домом.
Пока он об этом думал, его попутчица поднялась, села к нему на колени и, обняв его, сама нашла губами его губы. Ли почувствовал, как ее язычок ласково их раздвигает, и полез рукой к ней под халат, где у нее, кроме трусиков, ничего не было. В этом положении их и застал проводник, открывший без стука дверь, чтобы предложить «чайку». Ли сказал, что он сам подойдет за чаем, дверь закрылась, но когда он встал, то оказалось, что ему следует успокоиться.
— А это что у тебя? Раньше не было! — невинным голоском спросила попутчица и положила руку ему на оттопырившиеся брюки.
— Отстань! Я же так никогда не выйду, — проворчал Ли.
Поставив чай и печенье на стол, Ли не торопясь повернулся и тщательно, давая ей время сказать «не надо», запер дверь. И только тут заметил, что ее полка уже застелена. Она встала, сняла халатик и осталась в одних трусиках. Ли залюбовался ею, прислонившись к двери. Тогда она подошла и, сняв с него рубаху, принялась за пояс брюк.
— Подожди, я сам! — смущенно сказал Ли, которого впервые в жизни раздевала женщина.
Он тоже остался в трусах, и они легли рядом. Ли не торопился. Он с наслаждением ласкал ее совершенное, еще не тронутое разрушительным Временем тело, целовал крепкую, будто по его вкусу сделанную, небольшую девичью грудь, отметив про себя, что соски несколько великоваты по сравнению с теми, что он знал прежде.
Первой стала торопить события она. Ее губы скользнули по его шее, по его крошечным соскам к животу. Ли хорошо знал, что за этим последует, и когда она взялась за его трусы, приподнял тело, чтобы ей легче было их сдвинуть, и тогда уже она занялась им как следует, а он, еле касаясь губами, стал целовать ее ноги, оказавшиеся у его лица, и услышал ее тихий прерывающийся голос:
— Почему ты не разденешь меня?
Ли стянул с нее трусики, и она положила ему на грудь свою ногу, согнутую в колене. Он посмотрел туда, где эта нога начиналась, и вдруг понял, что после детских тел Тины и Рахмы, рассмотренных им во всех подробностях, после скрывавшейся от него Алены он впервые видит все это во взрослом исполнении и так близко, в ярком свете дня. То, что он увидел, было воплощением Красоты. Вероятно, его случайная подруга еще не рожала, и его взору предстал дивный цветок. Через несколько лет от «специалистов» он услышал, что обретенная им в вагоне совершенная форма — явление не такое уж частое и имеет свое гордое название: «княгиня». Ли нежно прикоснулся пальцами к лепесткам цветка, и по прижавшемуся к нему женскому телу прошла дрожь, усилившаяся, когда его рука скользнула между ее ягодицами. Пальцы Ли стали ласкать найденную им крошечную дырочку, временами чуть-чуть в нее углубляясь (пригодился Ли сочинский опыт!).
В конце концов она оторвалась от его плоти, застонала и, быстро повернувшись, села на него сверху. Лицом к лицу. Ли поднялся к ней корпусом, обнял ее за плечи и крепко прижал, чувствуя ее грудь своей грудью. Полное умиротворение пришло к Ли, и в его памяти возникли, удивляя своей точностью, слова поэта: