Чиркнуть спичкой

Моя левая рука нащупала рычаг. Я заставил непослушную руку, ещё не ставшую совсем моей, схватиться за него и описать восьмёрку.

На это раз восьмёрка вышла правильной с первого раза.

Стекло крышки саркофага со скрипом откинулось в сторону. С чмоканием распустились и втянулись в ниши ремни, опутывавшие ноги и руки.

Я сел и глянул на экран. На плоском экране, висевшем передо мной в полумраке комнатки, горели цифры 3:3.

Все. Все трое.

На миг… на секунду мной завладело удовлетворение хорошо выполненной работой.

Потом его спугнул, оставив меня, как обычно, совсем без эмоций, голос от стенки слева, светящейся десятком цветных мониторов:

– Как сам?

Одно из двух кресел, стоявших у стены, развернулось, скрыв того, кто в нём сидел, тенью спинки.

– Как обычно – как обычно ответил я, и, пошарив правой рукой среди проводов капсулы, вытащил сигару.

Щёлкнув зажигалкой, я, склонив голову на бок и щурясь, переместил взгляд на экраны, чтобы сделать вид, что мне интересно, что там… чтобы не выходя из капсулы посидеть в тишине. Поощущать себя путником, который только-только переступив порог дома, но ещё не закрыв за собой дверь на дорогу, по которой пришёл, садиться перекурить и решить – идти ли в дом или нет.

Три экрана, на которые были выведены копии каналов транслируемой реальности «Творца», шуршали белым шумом. Ещё три, транслировавшие данные с камер Палат – чтобы я мог оценить свою работу, – показывали бригады техников, копошащиеся у открытых саркофагов, в которых лежали тела тех, кого я вырвал из реальности «Творца».

Толстенький молодой мужчина. Тот, кто играл в Лурайяну.

Маленький сухонький старичок. Тот, кто был Нирайвеном.

Полная рослая женщина средних лет. Рырл.

Я отвёл перевёл взгляд на экран с данными индекса ассоциированности.

Мужчина и старичок успели переродиться в реальности Творца всего по три раза. Почти наверняка выкарабкаются. Женщина – семь раз. Шансов у неё напополам.

Потом я посмотрел на монитор с данными о смертях. Пока меня не было, умерло, насовсем оставшись там, двое.

Потом посмотрел на монитор с общими данными системы «Творца».

Коэффициент динамики потери исходной бытийности упал ещё на процент.

– Кривая средней потери памяти по сравнению с послеаварийным скачком выходит почти на линейный показатель – сказал тот, кто сидел в кресле.

Он думает, что память – это и есть бытийность. Я думаю, что память – это то, что уничтожает бытийность. Поэтому я – спасатель, а он – оператор.

Я задумчиво покивал, чтобы не расстраивать его, кого-то из дежурных операторов, отсутствием своего внимания. Их – тех, кто знал нас, Спасателей, в лицо, было больше десятка. Точнее, тех, кто знал в лицо меня. И без причины расстраивать одного из них не хотелось. Даже не потому, что в прошлый раз меня сдал кто-то из них. А просто не хотелось.

Я с жужжанием перекинул робопротезы ног на край капсулы. Крепко вцепился в край капсулы и спрыгнул на пол. В этот раз протезы держали контакт с мозгом нормально. Я отпустил капсулу, выдернул из силовых разъёмов капсулы шнуры подзарядки аккумуляторов. Шнуры втянулись в ниши на бёдрах. Я отвернулся от капсулы и пошёл к шкафчику с одеждой.

– Когда? – спросили из кресла.

Я ответил не сразу. Я прятал ноги в штаны.

– Думаю… сутки, – ответил я, и вытащил из шкафа ботинки.

Обувшись, я на ходу к двери натянул куртку.

Дверь от моего приближения распахнулась, выпустив меня в полумрак стеклянного коридора. За стеклом в даль уходили ряды капсул.

По одному из проходов между капсулами группа техников катила носилки. Я перенастроил камеру, заменявшую левый глаз, на дальнее зрение и разглядел в носилках женщину. Рядом с носилками, держа её за руку, шел массивный священник. Сейчас он играл меня. Сейчас у него было больше, чем у меня, желания удержать её здесь.

Я на миг… на полсекунды задержал взгляд на темных круглых очках на его носу, потом отвернулся и пошёл к выходу, на ходу подстраивая камеру под правый глаз. Почему-то хотелось смотреть на всё как люди – с двух точек зрения. Пусть даже одна из них – механическая.

Коридоры.

Скоростной лифт-транспортёр к одной из произвольно выбираемых точек выхода в мир.

Я машинально кивнул оператору охраны за пультом и подставил лицо под сканирующие лучи двери.

Стальные створки двери распахнулись, открыв дождливую ночь, начинавшуюся в десятке шагов… в пяти метрах от двери.

– Преподобный, – окликнули меня со спины.

Я, не поворачиваясь, замер на пороге.

– Вас проводить? – продолжил тот же молодой полный жизни голос. Жизни, которую владелец голоса втискивал в рамки приличий и вежливости.

Я посмотрел на ночь, отрицательно покачал головой и шагнул вперёд.

– Преподобный, – окликнул тот же голос. Но теперь он изменился. Жизнь в нём взяла верх над механикой привычек. Я остановился. Я повернулся и посмотрел в напряжённые серые глаза.

– Преподобный, – спросил охранник. Молодой охранник, почти мальчишка. – Как там?

На последних словах его голос неуверенно дрогнул.

Я заставил наползти на лицо сосредоточенную деловитость и ответил: