Чиркнуть спичкой

Она выплеснула на пламя ледяную воду воспоминаний. О смерти тех, кто лежал вокруг. О сжигающих волю синих глазах.

Пламя опало, но не потухло, а стало маленькой искоркой, слабо тлеющей на краю сознания.

Она глянула на Рырл. Рырл, не отрываясь, задумчиво смотрела на Пальца.

Потом Лурайяна посмотрела на идущего к ним великана. Великан, медленно переставляя ноги, озирался по сторонам. Внезапно его взгляд зацепился за что-то у стены зала и, резко свернув, он быстро пошёл туда.

Лурайяна собралась с мыслями, и потом тихо произнесла в воздух перед собой, зная, что её услышат:

– Ты говоришь на его языке?

Миг тишины. Ещё миг безмолвия, наполненного удивлением.

– Да. – Тихо ответил Палец на всеобщем. – Я хотел внести в его разум мой… свой язык, и взять знание, кто он. Но магия… отразилась. Теперь я знаю его язык, а он знает всё обо мне.

С каждым словом его голос становился ближе. Она обернулась. Он стоял в трёх шагах и глядел вниз, на мертвецов под ногами… и был неотличим от них.

Аккуратно стянутые на макушке рыжие волосы. Уши с острыми кончиками. Светло-серый плащ, темно-серые штаны, заправленные в синие сапоги, окованные серебром.

Он поднял голову… и она увидела, что он отличался от них.

Слишком маленькие для эльфа глаза, чуть вздёрнутый и по-человечески массивный нос, неэльфийски тонкая ниточка губ.

Он был неотличим от неё.

Полукровка…

…которому она, наверно, не покажется уродиной…

Её мысли, осторожно скользившие по поверхности разума, рухнули во внезапно разверзшуюся пропасть чувств. Ледяную пропасть одиночества.

Она уронила в пустоту между собой и ним острые льдинки слов:

– И тебя это так напугало, что ты предал своего господина?

Его лицо не пошевелилось. Но его глаза приоткрылись, явив ей ревущее внутри его души пламя, и отблески пожара превратили его лицо в глыбу угрюмости.

Он повернулся спрятать лицо.

Поверх брошенных ею ледышек обвинения глухо упали валуны его ответа:

– Мой господин – клятва быть рукой Разрушителя. Я служил ему, заблуждаясь. Теперь я прозрел.

Её разум осторожно принял тяжёлые валуны его слов и тщательно взвесил каждый из них. А потом сложил из них смысл.

Её взгляд, опережая волю, метнулся к великану.

Великан, зажав в руке большую секиру, подкрадывался к Рырл. Его губы были растянуты в коварную улыбку.

Лурайяна открыла рот предупредить Рырл, которая заворожено следила за Пальцем. Она не успела.

Великан незаметным движением вырвал из руки Рырл дубинку. Рука запоздало метнулась догнать ускользающую дубинку и сцапала топорищё секиры. Рырл, оборачиваясь, взмахнула секирой. Великан проворно отскочил и поднял дубину. Тусклая дуга лезвия, полёт которой заставил воздух тонко взвыть, с глухим стуком прошла через темное пятно дубины. Рырл, натолкнувшись на взгляд великана, замерла. Великан повернул голову и проследил за полётом верхней половинки дубинки. Обрубок, описав в воздухе высокую дугу, стукнулся о колонну, отскочил шлёпнулся на пол. Великан разжал руку и второй кусок дубинки стукнулся о пол у его ног. Потом он посмотрел на занесённую над его головой секиру и вернул взгляд на Рырл. Рырл задумчиво подняла взгляд на секиру, заинтересованно на неё уставилась и опустила поближе к глазам.

Великан тихо гулко хмыкнул и перевёл взгляд на Пальца. Его улыбка стала шире. И ещё более коварной. Он весело буркнул несколько слов.

Палец вздрогнул и сгорбился.

Лурайяна посмотрела на радостно скалящегося великана, на придавленную его весельем фигурку Пальца. Веселье великана подобно песчаному урагану кружилось вокруг Пальца, мириадами хохочущих песчинок царапая скорлупу его раскаянья. Ей захотелось стать большой, чтобы большими руками прикрыть маленькую фигурку от терзающего её чужого смеха.

– Что он сказал? – тихо спросила она на эльфийском.

Палец сжался ещё больше, будто под нестерпимо резким порывом урагана. Потом с трудом, по одному за раз, вытолкнул из себя скользкие комья слов:

– Он… спросил… не думаю ли… не собираюсь ли я… ради Долга Крови… ради того, чтобы… чтобы задобрить тебя… стать тво… то есть… – он стиснул зубы невнятно вытолкнул последние слова: -… отдаться тебе.

Смысл сказанного на один долгий миг завис, как брошенный катапультой камень в верхней точке полёта – где-то далеко от неё. Потом он упал на неё мгновенным тяжёлым пониманием, что они ВСЁ про неё знают. Он пронёсся сквозь неё, вдрызг круша ледяные стены, которые она торопливо воздвигала на пути тех, кто мог увидеть её. Ледяные стены, ставшие лабиринтом, в котором потерялась её жизнь. Лабиринт рассыпался, и страх, что ЕЁ увидят, вырвался на свободу и исчез, оставив пустоту безразличия.

Ей стало безразлично, что глаза извергли поток солёных до горечи слёз.

Что подломились, отказавшись её держать, ноги.

Что живот наполнился блевотной тошнотой, согнувшей её пополам.

Они были отдельно – пустота, почему-то сохранившая ошмёток имени – Лурайяна, и тело, валяющееся на камне пола рядом с другими, мертвыми телами.

Так было один вздох времени, растянувшийся в зевок вечности.