Надо было повернуть назад, пока он меня не заметил. Повернуться и уйти. Нет, убежать. Это парень из моего сна. Из моего будущего. Человек, который возьмет моего ребенка и уйдет в огонь. Он сам дьявол. Чего же я стою как вкопанная?!
Адам
— Сара!
Она не шевелится, и я иду к ней. Прохожу десять метров, и тут она оживает.
— Стой. Ближе не подходи. Голос у нее неуверенный.
— Я просто поговорить хочу…
— Мне нечего сказать.
— Это ты, да? Ты меня там нарисовала. Зачем ты нарисовала меня на стенке, чтоб все видели?!
— Сам знаешь. Сам знаешь, что ты делаешь. Голос у нее тихий и ровный, но я слышу в нем
яд. Она меня ненавидит. Считает подонком.
— Не знаю! Ничего я не знаю!
Делаю шаг к ней. Она пятится и наклоняется за камнем.
— Не подходи!
— Сара, я ничего не знаю. Я тебе ничего не сделал. Я тебя не понимаю. Но про Новый год я тоже…
Теперь она меня слушает, еще как слушает.
— Что ты «тоже»?
— Я их тоже вижу — числа. Везде люди с первым, вторым и третьим числом, их тут тысячи. Сара, будет беда, еще какая!
— Какие числа?!
— Ну числа, которые видишь, когда на кого-то смотришь. Ты же понимаешь.
Тут до меня доходит, что она на меня смотрела и сейчас смотрит. Наверное, мое число лезет ей прямо в глаза.
— Какие числа? — повторяет она. — Что ты несешь?
— Даты смерти. Ну ты меня понимаешь. Ты их тоже видишь.
— Хватит! Не вижу я никаких чисел! Ты меня
А я думаю: «Вот и нет. Я вижу, как далеко тянутся твои годы. Я чувствую тебя рядом, чувствую,
— Замолчи, — говорит она. — Не говори ничего. Уйди.
— Кроме тебя, меня никто не понимает! Ну пожалуйста, давай поговорим!
Она поднимает руку и бросает в меня камнем. Загораживаюсь руками. Поздно. Он задевает меня по макушке.
— Черт! — кричу я.
Сгибаюсь пополам, пытаюсь передышать приступ боли, все заволакивает черным и красным. Поднимаю голову и вижу, как Сара исчезает в переулке.
Выпрямляюсь, но больно так, что меня аж к земле прижимает, будто гирей. Ковыляю слепом за Сарой, шатаюсь как пьяный.
Длинные ряды домов, стоящих вплотную друг к другу. Между рядами позади домов — проулки. Сары — ни следа, поэтому я уже решаю сдаться и тут вижу на свалке у обочины гору банок из-под краски. Приглядываюсь к домам, кажется, одна калитка покачивается.
Она еле держится на петлях. Дворик за калиткой в полном хламе, дом еще хуже: окна или выбиты, или заставлены фанерой, на крыше не хватает черепицы. Неужели тут живут?
Прислоняюсь к стене напротив и гляжу на дом. Если стоять и не шевелиться, голова не так болит. Лицо чешется. Трогаю его пальцем — кровь.
У окна что-то движется. Я не вижу, что это и кто это, но там явно кто-то есть. Как быть, постучаться в заднюю дверь? Обойти спереди? Подождать?
Стою, думаю, и тут дверь открывается. Оттуда выходит какой-то тип. Высокий, тощий — тот самый, из машины. Шагает ко мне, и в руке у него бейсбольная бита.
Сара
Стою так, чтобы меня не было видно, у окна наверху. Оно приоткрыто на несколько сантиметров, так что мне все слышно. Винни я разбудила, но уговаривать его выйти не пришлось: он сразу увидел, как я перепугалась.
— Что ты тут делаешь? — говорит он. — Вали отсюда.
— Там, в доме, одна девушка, мне с ней поговорить надо.
От голоса Адама у меня все внутри леденеет.
— Да ну? А вот она с тобой говорить не хочет.
— Я никуда не пойду, — отвечает он. — Подожду тут.
Сдвигаюсь на миллиметр, чтобы все видеть. Винни остановился в нескольких шагах от Адама. Он, конечно, тощий, но вид у него внушительный.
Ну давай, Винни. Прогони его. Запугай, если нужно, пусть он только уйдет!
— Слушай, — говорит Винни, — я не хочу по-плохому, но гоняться за девушками по улицам — это лишнее. Так нельзя.
— Вообще-то бить людей по голове камнями тоже нельзя. Я хотел поговорить с ней, и все.
Чуть-чуть наклоняюсь вперед. Лицо у него все в крови — вся обожженная половина.
— Это она тебя так?
— Ага.
— Ты тот парнишка из больницы, да? Слушай, — говорит Винни, — не знаю, что тут у вас делается, но ты лучше уходи, а то хуже будет.
— Никуда я не уйду. Это важный разговор. Про ее граффити в туннеле. Ты про него знаешь?
Винни отходит на шаг. Отступает, чтоб его!
— Ну да.
— Она меня там нарисовала. Я там во всю стену!
— Ты ей снишься в страшном сне.
Замолчи, Винни! Заткнись, чтоб тебя!
— Чего?
— Картина. Это ее сон, он ей все время снится. В нем есть ты. Что ты там делаешь?
— Чел, я-то откуда знаю?! Вот и хочу разобраться!
Ну вот, Винни уже и руку с битой опустил. Какого черта?!
— Стой здесь, — говорит он и топает обратно в дом. Кричит с порога: — Сара! Все нормально. Просто парнишка.
— Я не хочу, чтобы он тут торчал! Я же просила — прогони его! Бога ради, Винни, да стукни ты его битой! Пусть проваливает!
— Он тебе просто пару слов сказать хочет… Не люблю я драться. Он же маленький еще. И вообще ты сама его отделала будьте-нате. Спускайся, он все равно не уйдет, пока не поговорит с тобой. Ну как, идешь?
Эх, Винни, слабак ты… Придется делать все самой.
Расстегиваю куртку, осторожно вынимаю Мию из слинга и кладу в ящик. Слава богу, она спит. Потом спускаюсь. И прихватываю в кухне нож.