Числа зверя и человека

Пытаюсь справиться с болью и одновременно вспомнить, что со мной произошло, но вместо воспоминаний накатывают только новые волны боли.

Ладно, плевать, потом разберемся, главное, что жива.

Расслабляюсь, проваливаясь в полудрему-полуявь.

Что я вообще помню? Что ж, начнем по порядку.

Итак, меня зовут Рита, Маргарита Залинская. Это помню. Уже хорошо. Мне двадцать четыре года, я работаю инспектором полиции. Я сирота, мои родители погибли. У меня есть парень Феликс и сестра Мария.

Мария… Если со мной что-то случилось, что будет с Марией? Она, конечно, девочка взрослая, но к практической жизни совершенно не приспособлена.

Значит, мне надо выкарабкиваться побыстрее. Руки и ноги словно из поролона, то бишь совсем без костей, зато весят, кажется, по центнеру. Да и веки – тоже.

Если я инспектор полиции, может, меня пытались убить?

Вполне возможно. Когда я попыталась понять, откуда у меня такая уверенность, мозг вновь обожгло болью. Но я вспомнила, как говорит мой шеф: я вечно сую нос не в свои дела. Могла кому-то помешать.

Гипотезу принимаю. Допустим, меня пытались убить. Но ведь тогда и Марии грозит опасность! Доннер веттер, надо поскорей собираться с силами и делать отсюда ноги. Хотя, откровенно говоря, сейчас я не была уверена, что смогу самостоятельно поднести ко рту ложку.

Черт, черт, черт!

Интеллектуальные усилия вымотали меня так, что я опять провалилась в глубокий сон без сновидений, больше похожий на обморок.

Когда я проснулась, ничего не изменилось. Однако мне показалось, что сейчас уже вечер. Но вечер, собственно, какого дня? Сколько я тут вообще валяюсь? Может, меньше суток? А может – месяц. Я опять попыталась вспомнить что-нибудь, но получила только новую порцию боли. Проклятье. Тем не менее руки-ноги слушались уже лучше. Я пошевелилась и даже попыталась повернуться на бок. Бок словно огнем обожгло, и я почувствовала на ребрах тугую повязку. Та-ак, значит, мои выводы о том, что не пострадало ничего, кроме головы, можно счесть слишком оптимистичными.

И главное, почему ко мне никто не приходит? Хотя, возможно, и приходили, когда я была в полной отключке. Я с трудом повернула голову, отметив, что боль немного поутихла, и увидела над собой капельницу, уже почти пустую. Значит, скоро придут менять.

Пришла совсем молоденькая девчушка, которая, округляя глаза и оглядываясь на дверь (видно, беседы с пациентами тут не поощрялись), рассказала про «ой, ужасную, ужасную, прямо кошмар» автомобильную аварию. У меня был травматический инсульт, «ой, ужасный, ужасный, просто кошмар».

Странно, я ведь всегда вожу машину аккуратно. Значит – плакала наша машина. Ну да черт с ней, с машиной. Говорила я с трудом, словно рот у меня был набит горячей овсянкой. И слышало, кажется, только одно ухо. Но травма головы все это изумительно объясняет.

На сладкое девушка сообщила, что мне пришлось делать нейрохирургическую операцию – дорогущую «ужасно, ужасно, просто кошмар». Чудненько: машины нет, сама я чувствую себя, мягко говоря, не очень, да еще и в долги, похоже, влетела. Зная жадность нашей финчасти, я прекрасно понимала, что никакой страховки не получу, так как была не при исполнении. Возмутительно вообще-то. Полицейский я или где?

Да, прогнило что-то в Датском королевстве.

Время тянулось, как патока, наполненное фоновой головной болью, к счастью, несколько все-таки поутихшей. Лет через двести медсестра заглянула вновь.

– К вам посетители! – радостно сказала она, и я тоже обрадовалась. А вдруг это Мария? – Доктор сказал, что вам можно повидаться с родными, но велел не перенапрягаться. Так что совсем недолго.

Я кивнула, что стоило мне нового прилива боли. Но я заметила, что теперь боль стала не такой сильной. Или я просто уже привыкла?

Кстати, а где же сам лечащий врач? Он так у меня и не появился. Правда, почему-то вспомнилось мне, после пролета кометы у врачей началась жаркая пора. Это только в рекламе АРы совершенно безопасны. На самом деле у многих участниц Программы они были причиной или вызывали обострение застарелых заболеваний, особенно сердечно-сосудистых, по которым женщины теперь практически сравнялись с мужчинами. Повысилась также нагрузка у невропатологов и психотерапевтов, причем проблемы были у обоих полов. Хотя нейрохирургия – это, мягко говоря, не невропатология. Ну и черт с ними, может, меня смотрели, когда я без сознания валялась.

В палате меж тем появился… Феликс. Как мило, черт побери. Да еще с каким-то незнакомым мужиком. Или знакомым? Определенно, я где-то видела этого человека. Черт, опять голова заболела.

– Я принес тебе цветы, – Феликс смущенно улыбался. – Но мне сказали, что в палату их нельзя. Так что пока вот… – и он положил на тумбочку пакет с моими любимыми инжирными персиками. – Как ты себя чувствуешь?