Число и культура

В первой главе исследуются предпосылки широкоизвестных представлений, в которых задействованы целые числа. Имеются в виду те числа, которые обладают не случайной, а внутренне необходимой природой, без которых немыслим смысл упомянутых представлений, – так сказать, имманентные, культурообразующие числа. Почему, например, в языке и в грамматике мы предпочитаем придерживаться модели трех лиц местоимений: Я – Ты – (Он, Она, Оно), – трех родов (мужского – женского – среднего), трех времен (прошлое – настоящее – будущее)? Почему та же цифра фигурирует и в других, не менее внутренне обязательных и целостных представлениях: трехмерность пространства в классической физике, три класса современных западных обществ (богатый, средний и бедный), три ветви власти (законодательная, исполнительная и судебная)? В других случаях аналогичную структурообразующую роль берет на себя число "четыре" – скажем, размерность пространства-времени в теории относительности. Список примеров см. в Оглавлении. Характерная культурная роль принадлежит, конечно, не только двум названным числам, и в настоящей главе объясняется их генезис.

Тема второй главы – закономерности политического состояния массовых социумов в результате революций под соответствующими номерами. Что общее есть у стран, прошедших через одну политическую революцию, через две, через три, четыре и т.д. – каковы их политические достижения? Очевидно, что каждая из крупных политических революций рано или поздно заканчивается и ей на смену приходит относительно стабильное состояние. Следовательно, у нас есть право исследовать всякий массовый социум с той точки зрения, как будто его революции – уже за спиной (вплоть до следующей). В этот период поведение социума, его самосознание подчиняются неким стабильным, самосогласованным правилам, поскольку же социум – массовый, постольку данные законы и правила не могут быть иными, кроме наипростейших (массовое сознание – хрестоматийный образец примитивности). Область прошлого выступает в форме ярких пятен, поп-знаний о пережитых революциях, и это общее знание – мощнейший формообразующий фактор.

К примеру, у США до сих пор за спиной две основные революции: война за независимость (одновременно и антифеодальная революция) и Гражданская война (в рамках которой решался вопрос политического будущего). В Англии – то же количество: Великая английская и Славная революции. США и Британия – традиционные образцы либеральных режимов. Февральская революция 1917 г. в России (также вторая по номеру – после 1905-07 гг.), аналогично, принесла с собой социально-политическое освобождение, но вскоре произошедшая третья, Великая Октябрьская, заложила фундамент тоталитаризма. "Национальная революция" 1932-33 гг. в Германии – тоже третья по номеру (после революций 1848 и ноября 1918), с в принципе схожим, тоталитарным итогом (напротив, после ноября 1918 г. в Германии – Веймарская республика, отличавшаяся вполне либеральными в целом чертами). Поскольку закономерности, выявленные на историческом материале множества стран, оказываются достаточно четкими, а их объяснения – довольно простыми, постольку выводы возможно использовать и для прогнозов: что следует ожидать от той или другой страны после очередной революции.

В третьей главе изучаются различные социально-политические пропорции и причины их появления. При этом больше всего внимания уделяется электоральным процессам. Почему одна партия (один кандидат в президенты, в губернаторы) получает на выборах такой-то процент голосов, а другая – отличный? Какие силы ответственны за фактические достижения? – На данном этапе исследования автор отказывается от известных электоральных теорий, предлагая собственную, кардинально более простую. Расчеты проводятся без привлечения результатов социальных опросов, без цифр о социальной, национальной, религиозной структуре социума, а опираясь на характерные признаки общественного сознания в процессе предвыборной гонки. Сравнение с эмпирическими данными показывает хорошую работоспособность предложенной модели, а также ее пригодность для описания выборов в весьма различных, казалось бы, странах: как издавна демократических, так и посттоталитарных. Общей чертой двух типов стран является образованность населения и, значит, подведомственность законам рационального бессознательного.

ЧИСЛО И КУЛЬТУРА.

Рациональное бессознательное в языке, литературе, науке, современной политике, философии, истории.

[ В 2002 г. на издание этой книги был получен грант Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ, проект 02-06-87085), и в 2004 она вышла в издательстве "Языки славянской культуры", Москва (в отредактированном виде, т.е. несколько отличном от варианта на сайте). ]

ОГЛАВЛЕНИЕ

Вместо Предисловия, или Новое бессознательное

Глава 1. Число и культура, или Симплексы в языке, науке, литературе, политике, философии

1.1 Введение