Число и культура

Попробуем подытожить сказанное. Если послевоенные Италия и Франция в одном плане, в одном аспекте своего бытия – соответствующем биполярности каждого из ранее названных "ярусов", соответствующем представлению m = 2 x 2 – существовали как процветающие буржуазно-демократические государства американского типа (m = 2, n = 3), опиравшиеся на благополучие "общества потребления" (r = 3) и успешно строившие это благополучие, то параллельно в этих странах протекала и вполне другая, "вторая" жизнь, отвечавшая весьма отличной логике, иным онтологическим и жизненным началам. На этом "втором" (по счету, но, может, не по значению) плане выступали совсем другие реальности, обретали плоть другие "духи истории". Если структурно-политическое описание подобного "другого" плана внешне просто (m = 4), то за ним стоят принципиальные – фундаментальные, экзистенциальные – противоречия, если не сказать драмы. Здесь по необходимости призывалось и самоотрицание собственного общественного бытия (m = -1), и неотъемлемое беспокойство, сопутствующее всяким неразрешимым общественным конфликтам (n не равно r), инфернальные страхи и даже элементы некоей неосуществимой утопической мечты, согласующиеся с присутствием коммунистов – "авангардистов" на политической сцене. В отличие от простых арифметических правил, 2 x 2 не вполне здесь равно 4. Необходимость отказываться от себя, "наступать на горло собственной песне", иногда предавать дорогое и близкое и несмотря на это (а, может, благодаря) все-таки мечтать, обусловливало латентную трагичность послевоенной Европы (не только Франции и Италии). По уровню коллективной тревоги, по своей специфической ментальной окраске, по мучительной – "расщепленной" – тонкости общественного бытия и сознания континентальные европейцы никогда особо не походили на жителей Северной Америки. И к причинам того относятся не только слишком живая до поры память о двух мировых катаклизмах, в эпицентре которых побывала Европа, не только географическая "зажатость" между двумя вооруженными до зубов сверхдержавами и вероятная перспектива стать главным театром третьего, "последнего" катаклизма. Особенности социально-политической, идеологической – и шире: коллективно-человеческой, – природы послевоенных Франции и Италии позволяют заглянуть в горнило исторических коллизий и драм.

2.

Во второй части статьи имеет смысл затронуть еще один комплекс вопросов, непосредственно относящихся к ближайшим перспективам партийных систем стран Европы и других континентов, а также касающихся новых геополитических тенденций.

Изучая структуру живого вещества, Луи Пастер открыл такое его свойство как дисимметрия, т.е. дополнительная, углубленная асимметрия. В. И. Вернадский считал это свойство фундаментальным признаком пространственного строения живого вещества [21, с.91] и связывал его с необратимостью времени. "Дисимметрический характер жизненного материала обусловливает вечное ‘падение’, ‘дление’ времени. Этот термин Бергсона Вернадский расширяет на всякую жизнь…" [21, с.94]. Наличие существенной связи пространственной дисимметрии с необратимостью времени подчеркивал в одном из своих последних писем с Соловков и П. Флоренский [21, с.93-94]. В термодинамическом плане дисимметрия суть неравновесность. Любая частица живого как бы поднята на некую высоту, с которой под воздействием энтропии непрерывно "падает", производя в своем движении внешнюю работу. Принцип устойчивого неравновесия Эрвина Бауэра фиксирует аналог дисимметрии и гласит: "Все и только живые системы никогда не бывают в равновесии и исполняют за счет своей свободной энергии постоянно работу против равновесия, требуемого законами физики и химии при существующих внешних условиях". Бауэр показал, что "вся энергия организма идет не на внешнюю работу, а на поддержание неравновесности, работа же совершается спонтанно” [4, с.92] (курсив наш. – В.Л., А.С.). Системы с подобными свойствами исследует в своих работах и И.Пригожин [13].