Число Приапа

Когда герцог Фридрих приносил присягу польскому королю Владиславу IV, то двадцатитрехлетний Якоб находился при нем. Король обратил на него благосклонное внимание, и год спустя Якоб повел две роты солдат, а это – семь сотен человек, к Смоленску, где Владислав, который много лет назад не сумел стать русским царем и до сих пор помнил об этом горе, воевал с нынешним московским царем Михаилом Федоровичем. Правда, сразиться с русскими Якобу не пришлось – был заключен мир, и курляндец отправился путешествовать по Европе.

Странствовать по германским княжествам было опасно, шла тридцатилетняя война, но он побывал в Англии и поладил с королем Карлом, съездил в Париж и в Амстердам, потом поспешил в Курляндию. Насмотревшись на европейские гавани, он за свой счет устроил порт Виндау и начал возводить судостроительные верфи. Вскоре престарелый дядюшка Фридрих уступил ему герцогство.

С 1642 года в Курляндии началась новая жизнь. Якоб пробовал все, что могло принести доход. Его агенты налаживали вывоз за границу курляндских товаров – древесины, дегтя, зерна, селитры. Его мастера нашли болотную руду, появились домны в Ангерне, Бушгофе, Нейгуте, Эдене, появился медный завод в Туккуме, стальной завод близ Шрундена. В Курляндии вставляли в окна свое стекло, умывались своим мылом, одевались в свое сукно, даже писали на своей бумаге – одну из бумажных мельниц Якоб поставил в своем любимом Гольдингене, рядом с замком.

Но едва ли не главным товаром стали корабли. В Виндау строили и торговые, и военные суда. Их продавали во Францию и в Англию, а собственный флот герцога был на зависть соседям: более шестидесяти крупных торговых флейтов, сорок четыре военных корабля, их которых иные несли до семидесяти орудий.

Якоб вел переговоры о приобретении заморских колоний, уже успел купить пустынный остров Святого Андрея в устье африканской реки Гамбии и заключил договор с Оливером Кромвелем, чтобы англичане не причиняли вреда его владениям. В Вест-Индии он купил у графа Уоррика остров Тобаго.

И вот теперь маленькое государство, чей стремительный расцвет многим был не по вкусу, оказалось в опасности.

Фон Брейткопф вздыхал, ругался, возмущался, жаловался на расходы. Наконец рассказал про мазилу и портрет.

– А куда ты, братец, его подевал? – спросил фон Нейланд.

– Куда? Йошке! Йошке! – завопил фон Брейткопф. И, когда слуга прибежал, задал вопрос:

– Как милостивый господин изволил приказать, отнесли за старый хлев, положили, прошу прощения у милостивого господина, на большую навозную кучу, – ответил Йошке. – Чтобы сгнил.

– Я так велел? – удивился фон Брейткопф. – Крепко меня разозлил этот бездельник.

– Йошке, прикажи почистить портрет и принести на задний двор, – распорядился фон Нейланд. – Хочу на него посмотреть.

– Да, в покои его тащить незачем, – согласился фон Брейткопф.

Немного погодя баронам было доложено, что неудачный портрет отмыт холодной водой, но почти не пострадал, лежит на травке у стены сарая и готов для созерцания.

– Не творение Рубенса, но для бродячего живописца неплохо, – таков был вердикт фон Нейланда. – А куда он, кстати, подевался, этот твой мазила?

– Йошке! Узнай, куда он поплелся, и доложи, – велел фон Брейткопф. – И в самом деле, куда бы он мог пойти без гроша в кошельке?

– Пусть его приведут сюда.

– Так я же ему не заплатил, как я могу его звать?

Фон Нейланд засмеялся.

– Отыщи его и отведи в корчму, Йошке, вот тебе два шиллинга, пусть пьет пиво и ждет меня. Скажи, чтобы его оставили ночевать и не выпускали – я завтра по дороге домой хочу там с ним встретиться.

– Разве ты не останешься у нас хотя бы на неделю? – спросил фон Брейткопф.

– Я же говорю тебе – время очень сомнительное, пора возвращаться, пока не стряслось беды. А портрет не выбрасывай. Отвези в Митаву – может, найдешь, кто его поправит.

На следующее утро фон Нейланду был подан его экипаж. Бароны распрощались – и более семейство фон Брейткопф к этой истории отношения не имеет.

Фон Нейланд узнал от Йошке, что мазила был обнаружен как раз у ворот корчмы – скорбно пытался торговать там своим имуществом, поношенными туфлями и почти новыми штанами. На кисти, краски, пузырьки с маслом и лаком, огромную палитру, пеналы для кистей, щипцы, которыми натягивают холсты на подрамники, мастихин, мольберт собственного изобретения, со складными ногами, пустые папки из-под рисунков и гравюр, грязный передник и прочее добро в этой глуши покупателя все равно бы не нашлось, а выбираться-то в более просвещенные земли и чем-то питаться по дороге надо. Йошке покормил страдальца и велел ему ждать.

Когда барон вошел в низкое, длинное и темное помещение, Мартин-Иероним Кнаге уныло сидел у окошка и от скуки мастерил из соломы подвеску, какие обычно местные жители делают к Рождеству и вешают под потолком. На столе перед ним стояла деревянная кружка с пивом, лежали кучка соломы, горстка куриных перышек и маленький моток грубых ниток. Он низал соломинки на нить, соединял их сперва в треугольники, затем в пирамидки, к углам цеплял пучки перьев и таким манером собрал уже сооружение высотой в фут.