Борис не мог понять, откуда в ней это? Ни тесть, ни теща особой ортодоксальностью взглядов не отличались, несмотря на то, что жили в те времена, когда малейшее отступление от принятых правил, которым следовали все окружающие, грозило неприятностями. Дети были послушными, милыми, но Борис со страхом думал о том, что им придется жить в мире, очень мало напоминающем тот, что существует в сознании их матери. Младшая сестра жены, Инка, подтверждала серьезность его опасений своим личным примером. Поначалу Борис пытался как-то повлиять на жену, пытался вмешиваться в так называемый процесс воспитания, старался добавить «правды жизни» в ту атмосферу стерильности отношений, которая складывалась в семье, но безуспешно. Слишком мало времени он проводил дома – в современном мире мужчина должен делать деньги.
Вот и сейчас, когда закончилось всеобщее целование и обнимание, и все двинулись к накрытым по дачному обычаю под яблонями столам, «голландцы», конечно, были по-прежнему в центре внимания, а Митька и Юля – рядом с мамой. «Придется бросить их одних посреди родни», – с усмешкой подумал Борис. Ему самому надо было устроиться где-то рядом с Лешей, чтобы не откладывая в долгий ящик, поговорить с братом о своих делах, тем более что «дружеский визит» мог оказаться чересчур коротким.
А в том, что дела Бориса оставляли желать лучшего, сомнений не было. Странное дело, ведь работал он в конторе, которая, в общем-то, находилась в нефтяном русле. Ну, конечно, не у самой бензиновой трубы и даже не у нефтяной, но все-таки довольно близко к ней (по общероссийским масштабам) – производственные договоры заключались непосредственно с нефтяными компаниями, и все начальники были довольно состоятельными людьми. Но Бориса денежный поток плавно обтекал, поскольку он так и остался обычным программистом в постсоветском научном пространстве.
Таких, как он, сорокалетних «бессребреников», по-прежнему работающих в их конторе, можно было перечесть по пальцам, остальные специалисты ушли после «революции» 90-х. Кто-то уехал за кордон, кто-то перешел на работу в открывшиеся представительства иностранных компаний, кто-то занялся предпринимательством. И уже вновь пришедшая в последние годы молодежь стремительно обходила Бориса практически на всех поворотах. Его попытка уйти в инофирму закончилась неудачей – не выдержал испытательного срока. И дело было не в отсутствии необходимого опыта или недостаточной квалификации, просто он не мог играть по новым правилам. Не мог и не хотел учиться.
Борис не умел просить. Никогда. Раньше это осложняло ему жизнь, но не сильно – можно было прожить. Мальчик из обеспеченной семьи советской интеллигенции мог себе позволить некоторые аристократичные черты характера, так же, как некогда дворянский сын с приличным доходом и образованием мог оставаться прекраснодушным. Родители обеспечили Бориса всем необходимым, для того, чтобы жить в ладу с самим собой, не вступая в отношения с властью чаще, чем это было нужно, чтобы «жить, учиться и работать, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия». Почему-то строчки из «Торжественного обещания юного пионера» прочно засели в голове Борьки, хотя пребывание в комсомоле особого следа в сознании не оставило, кроме некоторого стыда, а в партию Борис так и не вступил. Если бы он собирался делать карьеру… Но он не собирался.
Он слишком рано понял, что особых высот в науке ему достичь не удастся. То есть тогда ему казалось, что это так. Хотя, вполне возможно, что он сам задавал для себя абсолютные высоты, в то время как у других был относительный отсчет. Борис и тогда плохо знал правила игры, а, может быть, она его не слишком увлекала. В то время его влекла любовь. Но из попытки жить страстями, не обременяя себя заботами о хлебе насущном (что при наличии высшего образования в эпоху развитого социализма было нетрудно) ничего не получилось – его первая любовь осталась единственной, но абсолютно недосягаемой. Марина… Сейчас Борис не знал о ней ничего.
Марина, «Морская», стихи Цветаевой, море, Крым… Борису казалось, что всё это было вчера, настолько яркими и четкими были воспоминания. Казалось, он чувствовал запах цветущей акации, дурманящий и сладкий, от которого кружилась голова, терялось ощущение реальности. Этот запах заполнял всё окружающее пространство, и даже ветер с моря не мог его заглушить.