Число зверя

— А ты, Сереженька, выбери, выбери, все брось и выбери, — подхватила Настуся, окончательно оживляясь. — Как она тебя любила, Боже ты мой праведный, так ведь и не приняла ее душа никого больше, а ведь совсем молоденькой, в самой поре осталась, как Роман Андреевич, твой отец, в сорок первом сгинул… Знаешь, Сереженька, ты очень на него похож…

— Скажи, Настуся, — попросил Сергей Романович, останавливая старушку, — правда ли, что у нас в роду чуть ли не какие то князья были, древней древней крови, чуть ли не…

— Что ты, что ты, Сереженька! — испуганно замахала на него Настуся, отодвигая от себя тарелочку с кусочком торта. — Как можно в такое время! Мы с твоей матерью и заикнуться боялись про такие дела, как можно! Господь даст, придет время, все на свои места встанет, а сейчас…

— Настуся, ну полно, полно, мы же одни…

— Пережил бы с наше, по другому глядел бы, Сереженька, — вздохнула Настуся. — Окаянное время нам пришлось прожить — куда! И отец твой от того же корня оказался, где то там, еще до Алексея Михайловича, разделились, а потом, вишь, опять сошлись… Да ты погляди на себя в зеркало, разве такая порода ни за что, ни про что, с болотной кочки выводится? Чуть ли не к Шуйским да Лопатиным выходит, а то и еще дальше…

— Дальше то вроде бы и некуда, — задумчиво сказал Сергей Романович. — То то я подчас каких то чертей в себе начинаю чувствовать, так и норовят что нибудь выкинуть, мир удивить…

— Господь с тобой, Сереженька, — окончательно перепугалась Настуся. Они еще посидели и поговорили о разных пустяках, и в этот же день к вечеру Сергей Романович уже был у обрадованной вдовы Марии Николаевны Михельсон за столом, оказавшимся уже накрытым к его приходу, и, потягивая коньяк, слушал щедрые и бесконечные московские новости, а сама хозяйка, любуясь на стоявшие в вазе свежие розы, принесенные гостем, неожиданно вспомнила что то полузабытое и приятное и осторожно поднесла к глазам платочек. В ответ на беспокойство своего молодого гостя, — а она никогда не была равнодушна к его почти вызывающей мужской красоте и уму, а главное, неизвестно откуда взявшейся утонченной интеллигентности, мужественности и серьезности — в подпольном мире Москвы о нем, несмотря на молодость, давно уже ходили легенды, хотя никто ничего определенного так и не мог сказать, — в ответ она только улыбнулась. Оба, и гость, и хозяйка, хотя и принадлежали в своем мире к высшей элите, неукоснительно подчинялись неписаным законам этого беспощадного и сурового мира, предписывающего не доверяться полностью никому, даже самому себе, и поэтому они и на этот раз разморозились не сразу; Мария Николаевна, хлебнув изрядную дозу своего любимого сухого хереса и выслушивая фантастическое вранье Сергея Романовича о своем столь продолжительном отсутствии в Москве, поощрительно кивала, соглашаясь, и только глаза ее выдавали — в них нет нет да и проскакивала мудрая ироническая или даже сатирическая искорка.

— Ах, Сереженька, ах, как невероятно интересно! — внезапно воскликнула она, встала, отключила телефон, прошлась по квартире, что то еще, одной ей ведомое, поправляя, и в ответ на немой вопрос гостя кивнула: — Ничего, ничего, Сережа, не беспокойся, так, на всякий случай. Береженого Бог бережет! Врешь ты, милый мой мальчик, очень складно, только я ведь недаром тебя разыскивала и хотела видеть. Мы не чужие друг другу, прошу тебя отбросить свою вечную самонадеянность и выслушать старуху — уж я-то видела в жизни такое, что тебе и во сне не пригрезится, дорогой мой… Ты, как у нас говорят, прокололся, ступил за запретную для любого простого смертного черту, прямо на минное поле, как говорили саперы — у меня был в войну один полковник из такой команды, где то уже после победы оступился. Видный был мужчина… Ах, Сереженька, Сереженька, поверь, нет никакого смысла вот так распинаться, держать, молить…

— Вы о чем, княгинюшка, что вы! — подал голос и гость, потянулся через столик, благодарно сжал руку хозяйке, и она в ответ одарила его неким подобием улыбки — неровная тень прошла по ее крупному, ухоженному, несмотря на возраст, почти без единой морщинки, лицу. — Вы же знаете, княгинюшка, я не отношусь к таким легкомысленным людям, любое ваше слово, любой намек я ни разу не пропустил мимо ушей, что вы! Разве я похож на пресловутого Иванушку?

— Нет, Сереженька, нет, уж на дурачка ты окончательно не похож, — с готовностью согласилась хозяйка и, с какой то незнакомой серьезностью, долго молча смотрела на него в упор, точно забыв о себе и о госте, а он, как бы подпадая под ее настроение, молча ждал. Он хорошо знал хозяйку и видел, что она не только встревожена, но и напугана, и не хотел торопить события; слегка улыбаясь, он еще налил Марии Николаевне хереса, а себе коньяку, задумчиво взял сизую крупную маслину, бросил в рот, пожевал, стараясь отгадать истинную причину непривычного поведения хозяйки, обычно уравновешенной и непроницаемой.