Число зверя

«И куда это Хуся запропастился?» — подумал Андрей Васильевич. Он посмотрел в один конец улицы — нет, не видать его, затем лениво взглянул в другую сторону и… обмер от страха, забыв выкинуть короткий окурок, который уже начинал больно прижигать пальцы. Прямиком к Андрею Васильевичу, расталкивая прохожих, направлялась небольшая — человек эдак с двадцать — толпа людей с мрачными насупленными лицами. Кое-кто из них, как успел заметить Андрей Васильевич, многозначительно похлопывали себя по ладони длинными бамбуковыми палками, вроде тех полицейских «латхи», которыми в Индии и Пакистане умиротворяют участников уличных беспорядков. Вспомнив о полицейском, который только что вертелся рядом, собираясь, видимо, с духом, чтобы попросить у иностранца хорошую сигарету, Андрей Васильевич отчаянно завертел головой во все стороны. Полицейский, однако, завидев толпу, быстро сообразил, к чему идет дело, и молниеносно исчез, как сквозь землю провалился.

Обступив тесным полукольцом прижавшегося задом к борту машины Андрея Васильевича, толпа сосредоточенно помолчала, а затем стала требовать от него немедленно прекратить разбой против иракцев, причем с каждой минутой все громче и решительней. Попытки Андрея Васильевича, от волнения почти утратившего способность объясняться на урду и издававшего поэтому какие-то хриплые нечленораздельные звуки, доказать, что он вовсе не американец, потонули в гуле голосов все более расходившейся толпы и выкриках: «Да здравствует Саддам!» «Долой Америку!» «Смерть Бушу!» Наконец раздался и вопль, от которого у Андрея Васильевича похолодело внутри: «Бей неверных!»

«Ну все, влип! Ой, мама!» — сжался Андрей Васильевич и закрыл глаза в ожидании расправы.

— Эй, остановитесь, что вы делаете! — услышал он в следующее мгновение отчаянный крик Хуссейна, энергично распихивавшего пакистанцев в разные стороны.

— Буш? — свирепо спросил один из главарей у Хуссейна, тыча концом палки в сторону Андрея Васильевича.

— Нет, нет, Горбачев! Он не американец, нет! Его не надо бить! — затараторил маленький щуплый Хуссейн, размахивая тощими руками и втолковывая угрюмым слушателям современное международное положение, злокозненность Буша и дальновидность Горбачева в иракском вопросе.

Главарь задумался, что-то сердито пробормотал себе под нос и, повернувшись к толпе, нехотя скомандовал отбой.

— Давай, мистер, давай скорее машина, пока они опять не передумал! — частил Хуссейн по-русски, запихивая еще не пришедшего в себя Андрея Васильевича на сиденье. — Мы ехать надо отсюда очень быстро!

— Вот спасибо тебе, Хуссейн! — проговорил через пару минут Андрей Васильевич. — Еще немного, меня бы и конная полиция у этих гадов не отбила!

— Вам спасибо, сэр! — скромно ответил взволнованный и гордый Хуссейн. — Хорошо, что вы не американец. Наши люди их мало любить, и вас бы они крепко побил, я думать.

* * *

Резко распахнув дверь, Андрей Васильевич влетел в свой кабинет, где сидел Анвар и мирно решал газетный кроссворд.

— Ты чего такой взъерошенный, словно фокстерьер? Случилось что-нибудь? — спросил Анвар.

— Черт бы побрал всех американцев! — провозгласил Андрей Васильевич. — Я из-за них в такую переделку попал!

Выслушав рассказ Андрея Васильевича, Анвар тяжело вздохнул и назидательно изрек:

— Удивляюсь я тебе, Андрей. Вроде бы благоразумный ты человек, в Индии и Пакистане несколько лет прожил и должен знать, что такое попасть в разъяренную толпу. Куда тебя понесло? Зачем наступать на грабли, коли видишь, что они у тебя под ногами валяются? Твое счастье, что пакистанцы тебе какие-то идейные попались, которым только американца подавай. А ведь могли устроить тебе «руки прочь от Саддама!» — так дали бы, что мало не показалось бы!

— Это еще кто кого! — дал выход уязвленному самолюбию Андрей Васильевич. — Их там всего двадцать тощих пакистанцев было! Что это за толпа? Подумаешь!

— Ах ты, лев! Гроза Равалпинди! — изобразил восхищение Анвар. — Что же ты их не раскидал? Что тебя остановило — солидарность с угнетенными трудящимися Востока, да? А насчет толпы — это еще неизвестно, что хуже, когда она большая или маленькая. Один мой знакомый непальский коммунист — а он это тонко понимает, поскольку его в родной деревне не раз маоисты били, — утверждает, что хорошо, когда тебя двести, а не двадцать человек лупят. В большой толпе ведь не протолкнешься, давка, не разберешь, кого бить надо, а вот когда человек двадцать-тридцать всего — тогда худо дело! Ты как на ладони, и пока несколько человек над тобой работают, другие могут отдохнуть, попить водички, а потом сменить уставших товарищей. Да, если бы не наш Хуссейн… Будь у нас учреждена медаль «За спасение дурака-дипломата», то он смело мог бы на нее претендовать. Представляю, медаль, а к ней наградная грамота за подписью престарелого секретаря Президиума — какого-нибудь товарища Твердокакиса или Натужникова.

— Знаешь что, Анвар?! Иди ты… куда подальше! — обозлился Андрей Васильевич. — Если ты такой знаток, то взял бы и составил какую-нибудь глупую инструкцию о правилах поведения в толпе. Корчит тут из себя самого умного!