Числовая символика Средневековья. Тайный смысл и форма выражения

Даже здесь нет гарантии того, что символ, вероятнее всего, широко распространенное клише. В «Истории жизни Карла Великого и Роланда» Жана Тюрпена приводится сравнение Роланда, раненного в пяти местах, с Христом, символом Божественной защиты, данной Карлу, когда солнце оставалось неподвижным в течение трех дней, в то время как преследование язычников продолжалось.

Сравнение слишком смелое, если бы не таинство трех в одном в той же книге и сама книга Тюрпена, друга и секретаря императора.

Таковы достаточно слабые и распространенные отголоски традиции, которая более или менее проявляется в высоких образовательных сферах. Во всех перечисленных случаях число представляет собой символ только во вторичном смысле. Пять ран Карла Великого ассоциируют с пятью ранами Христа, не затрагивая глубину проблемы, касающейся значения числа 5.

Строго говоря, числовой символизм относится более к метафизике, чем к тропам или аллегориям. Это язык Вечных Истин, а не конкретной реальности. В таковом качестве он практически не ставит цель «усиления и классификации опыта», пока поэт не начинает писать ради ограниченной аудитории тех, кто «способен его понять».

В отличие от более объективных средневековых символов (Пеликан=Христос), абстрактное число окружено мистикой, к которой можно подобрать ключ лишь с помощью совершенной метафизической эрудиции. По этой причине подобные числовые отсылки, как в случае с массовой и народной литературой или, в порядке исключения, у Данте, мы видим как туманные отголоски условных знаков науки, философии и теологии.

Глава 7 Красота порядка — Данте

В отличие от неясного и часто «удивительно туманного» числового символизма, использовавшегося другими средневековыми авторами, писавшими на вульгарной латыни, Данте использует точные и продуманные символы. Ученый, философ, теолог, мистик и поэт, он неизбежно относился к небольшой группе тех, кто их «хорошо знал». Вот почему его читатель должен хотя бы приблизительно представлять суть средневекового знания и, что более существенно, быть готовым меняться духовно.

Средневековые аллегории и мистицизм далеки от сознания современного читателя, представления которого основаны на творчестве Уолта Уитмена или В. Линдсея. Однако их представления о средневековой мистике не были экстравагантными или неосознанными. Они воспринимали ту эпоху как сочетание откровения и порядка, глубина проникновения в его суть находилась в прямой зависимости от понимания точного соотношения всех вещей с Вселенской Гармонией.

Аллегория тоже не чужда современному мышлению. Поэтому приводимый ниже подтекст «Божественной комедии» доказывает ее значительность и вневременной характер.

Отметим, что в Средние века аллегория считалась естественным способом выражения не только в духовных, но и в светских текстах, особенно когда подобные произведения имели дидактическую направленность. В религиозных же сочинениях, как мы показали в последних двух главах, встречаются попытки найти более глубокие и тонкие толкования Священного Писания, часто приводившие к чрезмерному расширению объема.

Средневековая церковная литература в основном состоит из подобных комментариев и проповедей, в равной степени посвященных объяснению исторического, аллегорического, морального и анагогического значения излюбленных отрывков из Писания.

«Божественная комедия» объединяет эти качества, являясь дидактическим и религиозным сочинением. В письме Кангранде делла Скала Данте подчеркивает, что его произведение — сложное переплетение значений, чья экзегетика основывается на четырехзвенной схеме толкования текста Священного Писания[12].

Необычайное пристрастие Данте к аллегории в полном объеме проявилось в Convivio, где каждая ода сопровождается экспозицией, неуместной, а потому вряд ли понятной в интерпретации любого комментатора, кроме самого поэта.

Суть Vita nuova («Новой жизни»), Convivio («Пира») и De monarchia («Монархии») воплощает аллегорическую утонченность, отраженную в «Божественной комедии». Тем не менее ее подтекст очевиден именно благодаря письму Кангранде делла Скала и попутно тому, что сам Данте дважды в «Божественной комедии» заостряет внимание читателя на тех истинах, которые скрываются внутри его стихов:

О, вы, разумные, взгляните сами,
И всякий наставленье да поймет,
Сокрытое под странными стихами![13]

Обнаружить это внутреннее значение означает удовольствие, а вовсе не скучное времяпрепровождение. Ведь, как сказал Августин, «самое скрытое значение самое сладостное».

Все элементарно, именно из-за щепетильного подтекста интерпретации Данте настолько разнообразны и часто свободны по своему значению, подобно средневековому Писанию. Основательность таких экзегез зависит от отнесенности подобных интерпретаций к выражениям верований, интеллектуальных привычек и целей как самого Данте, так и его поколения. В равной степени оно зависит от классификации каждой части поэмы, как часть предмета соотносится с целым.