Числовой код бессмертия

Медленно, невыносимо медленно тянулся вечер. Пришел с работы папа. Мы ужинали, смотрели телевизор, играли в логос — все было как обычно, все было так, как я всегда любил — всегда, но не сегодня. И время ложиться спать никак не наставало. Наверное, это был самый длинный вечер в моей жизни. Я так устал!

Но ночь все-таки пришла. Сначала для меня, потом, спустя бесконечно долгое время, для родителей. Я лежал в темноте и считал про себя, чтобы не уснуть: досчитывал до ста и спускался вниз к единице. Я был смышленым ребенком и уже знал все цифры. Зато не знал, что это самый неверный способ сохранить бодрость из всех возможных. Числа наслаивались, сбивались и путались, уставшими голосами просили меня перестать. Глаза закрывались, я боролся со сном изо всех сил, тер лицо и начинал счет сначала. На очередном круге на шестидесяти пяти я все же уснул. А вернее, провалился в кошмар, который до сих пор помню, который потом снился мне много раз. Который совсем недавно снова приснился.

Пустая, огромная, бесконечно огромная комната. Я иду из одного ее конца в другой и никак не могу дойти. Я знаю, что там — зеркало. Я знаю, что произойдет, когда я наконец дойду — в зеркале будет не мое отражение. Но я все равно упрямо пытаюсь дойти. Мне нельзя туда! Бесконечная комната, путь к невозможному зеркалу. Ноги отказываются ступать. Мне страшно, мне жутко, мне хочется закричать, позвать… Новый шаг. Вот наконец блеснуло. Как гладь воды в сумерках, когда бежишь к реке летним дачным вечером, бежишь, и боишься, и ждешь… Не будет ни лета, ни дачи, если дойти до зеркала. Но я все равно иду. Зеркало меня поглотит. Я упаду в него. Бултых, как в воду. Я знаю. Комната бесконечна…

Внезапно что-то происходит. Я не понял, как, но вот уже стою у зеркала. Близко-близко стою, так близко, что оно туманится от моего дыхания, протягиваю руку, чтобы протереть, — раздается тихий, легкий, еле слышный хруст, и рука проваливается сквозь гладкую поверхность, как сквозь тонкий лед. Не удержав равновесия, вслед за ней проваливаюсь я.

Я несусь, лечу в темноте, все падаю и падаю в бездну. Я кричу — и выныриваю из этого кошмара.

Этот сон меня мучил потом всю жизнь. Я пытался от него избавиться, написать, переболеть, но он не прижился ни в одном моем романе. И только в последнем… Я не знал, что когда-нибудь мой сон станет вещим. И вот сегодня я не сумел проснуться, сегодня я долетел до дна бездны.

А тогда, в детстве, разбудив себя криком, я испугался, что все испортил, все проспал. Конечно, уже наступило утро, и родители встали. Это значит, я никогда не достану фотографий, никогда не попаду в сказочный город.

Оказалось, что спал я недолго. И мой крик разбудил только меня. Я встал, отдернул немного штору — за окном было очень темно и тихо. И в квартире было очень темно и тихо. Так темно и тихо, что мне стало страшней, чем в той комнате из кошмара. Осторожно, стараясь двигаться бесшумно, я пошел в спальню родителей. По темному, бесконечному коридору. Я знал, что когда дойду… Но все равно шел.

В спальне было немного светлей из-за фонаря, который как раз находился под окном с этой стороны дома. Но зато как-то зловеще громко стучали часы. И дыхание родителей мне показалось зловещим и громким. И кресло дыбилось в углу, словно большое кровожадное животное, присевшее на задние лапы для прыжка. Вот сейчас оно рыкнет и прыгнет…

Стараясь не смотреть в тот страшный угол, я нашарил на стуле мамин халат, на ощупь нашел карман. В первом оказался носовой платок. Во втором — ничего. Совсем ничего, пусто. Я не мог поверить, не мог сдвинуться с места. Как такое возможно? Я ведь видел, что конверт в кармане, я весь вечер не отходил от мамы, когда она успела перепрятать? Это страшнее, чем сон, страшнее, чем ночь, чем часы, чем притаившийся зверь. Но конверта не было. Зверь в углу шевельнул головой, часы застучали громче и злее. Боясь сделать лишнее движение и повернуться, я попятился к двери.

Я все пятился, пятился, весь длинный коридор, весь промежуток от двери своей комнаты до другого ее конца, пока не ударился о спинку кровати и не упал. От пережитого ужаса, боли и разочарования я заплакал. Поднялся, залез под одеяло и так, плача, уснул.

Проснулся утром окончательно заболевшим. Город за ночь пустил ростки в моем сознании. Идея завладеть фотографиями из детского упрямства получить игрушку во что бы то ни стало превратилась в настоящую взрослую идею фикс. Я стал одержимым. Я сделался лживым, хитрым и изворотливым. Сколько раз я притворялся больным, чтобы меня оставили одного дома. И тут же начинал поиски. Я следил за мамой, все свое время этому посвящал, когда мы были вдвоем, надеясь, что она невольно выдаст тайник. Все было напрасно. Временами мне уже начинало казаться, что все это я выдумал: не было никакого конверта, не было города, не было того утра, не было нашей с мамой ссоры. От этого я чувствовал облегчение и жуткую обиду одновременно.