Чиста Английское убийство

Если начинать отсчет с публикации Лесли Хотсона (1925) (говорить о более ранних версиях, вроде «Марловианской теории» Арчи Уэбстера (1923)[44], тут бессмысленно, ибо все они представляли собой чистые спекуляции, не основанные ни какой реальной фактологии — а откуда ей было взяться?), то поначалу версия «случайной драки» и «правдивости отчета Данби» была просто-таки мейнстримом. Сторонников же версии ликвидации (вроде де Кальб, 1925 и Танненбаума, 1926), сразу указавших на явные несообразности в том отчете, просто игнорировали, не затрудняя себя сколь-нибудь серьезной аргументацией: «На самом деле нет никаких доказательств того, что история смерти Марло была придумана [Данби и свидетелями] (Филипп Хендерсон, 1937: p. 72)»[45].

Однако по мере того, как в английских архивах обнаруживались всё новые документы, свидетельствующие о связях Марло и его собутыльников со спецслужбами (вроде переписки по Флиссингенскому инциденту или писем Друри — всё это было найдено в 70-е годы), объяснять происшествие в пансионе вдовы Булл «случайностью» становилось всё труднее. Версия «самозащиты в спонтанной драке» трещала по всем швам, и активных сторонников у нее осталось нынче — раз-два и обчелся… Да, собственно, их и есть как раз ровно двое: академические литературоведы Джеймс Дауни[46] и Констанция Курияма[47]:

«В последние годы было предложено множество теорий заговора для объяснения насильственной смерти Марло. Марло [в соответствии с ними] был убит или в результате борьбы за власть между сэром Уолтером Рэли и графом Эссексом, или в результате борьбы за власть между различными группировками внутри разведывательного сообщества. В качестве альтернативы — на Марло указали как на предполагаемого автора „Dutch church libel“, и он был затем убит по причине одновременного расследования его атеистической деятельности, если не просто потому, что он каким-то образом лично оскорблял Елизавету I. Все эти теории заговора объединяет нежелание принять крайнюю маловероятность того, что малоизвестный елизаветинский драматург Марло [sic! — авт.] привлек внимание могущественных людей, не говоря уж о самой королеве (Дауни, 2007: p. 245)».

«Некоторые из этих предположений более правдоподобны, чем другие, но все они без исключения являются весьма спекулятивными теориями или откровенными фантазиями, основанными на малозначительных, [специально] подобранных или [вовсе] не существующих уликах. В результате сценарии заговора-и-убийства (…) никогда не согласуются [между собой] относительно предполагаемого организатора убийства Марло. Конечно, возможно, что несколько людей (…), известных и неизвестных, желали смерти Марло. Но пока у нас нет прямых доказательств того, что кто-то не только хотел, чтобы он умер, но и действовал в соответствии с этим желанием, мы занимаемся гаданиями (Курияма, 2002: p.136)».

Нельзя сказать, чтоб их претензии были вовсе безосновательны. Мы, например, согласны с Дауни в том, что «малоизвестный драматург» навряд ли сам по себе сделался бы мишенью для «могущественных людей, не говоря уж о самой королеве» (что, однако, никак не противоречит тому, что его могло затянуть за рукав во вращающиеся шестерни «борьбы за власть между придворными партиями и группировками внутри разведывательного сообщества»), а с Куриямой — в констатации того факта, что разные «сценарии заговора-и-убийства» расходятся «относительно предполагаемого организатора» (что само по себе, при этом, не является вообще никаким аргументом при оценке каждого из таких сценариев). Возникает, однако, естественный вопрос: а что, собственно, они согласилась бы принять в качестве требуемого ими «прямого доказательства» — ну, кроме ордера на убийство Марло, на бланке «МИ-5» и с кровавыми отпечатками Фрайзера на полях?

Собственно, к этому всё и сводится: «До тех пор, пока нам не предъявят такой вот ордер на бланке, мы будем считать все странности, окружающие смерть Марло, результатом случайных совпадений, а любые попытки реконструировать причинную связь между этими событиями станем числить по разряду конспирологии»; что, какбэ, сразу избавляет от необходимости вести содержательную дискуссию. Так что, да — пиши мы академическую монографию о гибели Марло, мы столкнулись бы с изрядными трудностями в преодолении такой оборонительной линии (ибо перед нами — классический «Чайник Рассела»).