Чиста пацанская сказка

Остановившись на крыльце поселковой Администрации, тойфель подозвал пробегавшего с корзиной стаканов крестьянина, одновременно любезно пропихивая Марата внутрь. Догадавшись в чем дело, Марат перестал вежливо упираться типа "только после вас", и прошел в сени, превращаясь в слух. Надо сказать, что не очень-то это помогло - фюрст тараторил как пулемет, да почти шепотом, да через слово употребляя диалектизмы. Единственное, что удалось дешифровать, был приблизительный общий смысл. Сперва речь и впрямь шла о Маратовом расквартировании, но затем замелькали "фройляйн" и "шнеллер"…Ага. Фройляйном по шнеллеру, значит. Единственную девственницу авторитетства срочно подтягивают на мероприятие. Интересно, почему - единственная девственница? На грозного папу наш фюрст не тянет, значит - страшна, как крокодил, не иначе… - с облегчением понял Марат. -…Ну, че. Понял я тебя, сосед. Жалаешь меня подженить. Чтоб деревенька из семьи не ушла, да?..

Марат уже давно забыл - как это, быть женатым: оба его залета случились задолго до известных читателю событий, приведших его на Эту Сторону. Единственное, что накрепко засело в его голове, это смутные воспоминания: вроде бы, женатых чаще кормят, но за это надо постоянно "выносить ведро" и "уделять внимание", причем если с "ведром" все было более-менее ясно, то со "вниманием" трудно неимоверно - каждый раз эта фраза означает нечто новое. Однако нет благодатней почвы для подобных мыслей, нежели душа подсракулетнего парняги, малость приуставшего от суеты; тем более, что данное гражданское состояние легко обратимо…

Проверяя и подписывая бумаги, Марат то и дело вспоминал и фаршированные перцы, и целые носки, и вовремя поданый по жуткому бодуну стакан воды…Нет, все же хорошее тоже есть. Опять же, щеперить женок-дочек своих подданных чревато потерей авторитета власти. Ладно. Если не совсем крокодил - женюсь, хрен с ним; тем более, теща мне не грозит…

– Ну-с, уфашаемый сосед, расрешите перфым, тсскать…

Растроганный знаменательным моментом Шнобель, не найдя подобающего выражения, с некоторой торжественной неуклюжестью приобнял новоявленного фюрста фон Цвайбире, с полупоклоном вручая оригиналы - грамоты на авторитетскую доляху в общаке, маляву за чистоту перед братвой, выписку из кадастра и мобилизационный план.

– Ну, аллес гут. - хлопнул по коленям Марат. - А пойдемте-ка накатим-ка за энто дело, а, фюрст? Надеюсь, личный состав успел, не нарывается на тренировку…

Личный состав успел. Сжимая кружку с местным светлым, светлейший фюрст Марат фон Цвайбире оглядел замершее в ожидании господской воли население. Инстинктивно понимая, что шугать надо с глазу на глаз, а на народе лучше улыбаться, Марат предварил тронную речь отеческой улыбкой. Народ же, памятуя о недавно проявленной строгости нового фюрста, разражаться виватами не спешил. Не подготовившись к докладу, Марат, тем не менее, неподготовленным себя не ощущал, хотя, отрывая задницу от внушительного кресла на помосте, не знал даже первого слова.

– Айн. Дракона больше нет. Есть я. Цвай. Мои соболезнования тем, чьим скотом сдерживали беду до моего прибытия. Им - освобождение от общака на полгода. Драй. Как будем жить. Жить будем как раньше, и на оркский бардак не рассчитывайте. Я не орк, и уважаю орднунг не меньше вас. - при этих словах новый фюрст обвел п-образный строй столов довольно-таки пронизывающим взглядом.

– Фир. Но сегодня - никакого орднунга! - возвысил голос Марат, подгадывая под резонанс одобрительно оживающей аудитории. - Не каждый день наша родная Цвайбире становится отдельным, настоящим Авторитетством!

Поняв, что угадал если не в десятку, то никак не меньше семи, Марат выдержал довольно точную паузу, и, сменив интонирование на кабацки-забубенное, провозгласил:

– Унд фюнф! Если я увижу! что какая-нибудь каналья! пойдет домой не хватаясь за заборы - повешу! Цвайбире юбер аллес! Прозит!

Не дожидаясь реакции, Марат поднял здоровую кружку и начал жадно, даже слегка переигрывая, халкать местное светлое. Под восторженный, отметим, рев цвайбирцев, обнаруживших, что перемены, похоже, далеко не всегда к худшему.

В начале байрама фюрсту приходилось еще веселить нехитрыми шуточками подданных, сидящих поближе к начальственному помосту, но вскоре выпитое дошло. То тут, то там слышались откашливания, кое-где уже сидели, обнявшись; явно назревало исполнение местных "Ой, то не вечор" и "Не морозь меня". Вскоре цвайбирцы забыли о повестке дня, присутствующем начальстве и предались излюбленному занятию пьяных орднунгеров - хоровому исполнению местного шансона.

Предоставленные самим себе, руководители, наконец, спокойно жрали и пили, покамест Шнобель вновь не начал вербовочные мероприятия.

– Ах, торокой сосед, - с несколько неестественным оживлением вскричал фюрст Шнобель, отирая с усов пену после брудершафта, - феть я не познакомил ва.. тепя со сфоей Глистхен! Не, натто же, какой я полфан и невеша, а! Таффай за это фыпьем!