Чистая душа

— Хасан! Хасан! — кричала она сыну.

А тот в это время засмотрелся на стоявшие в ряд по краю палубы белые ведра с крупной буквой на каждом. Из букв складывалось слово «Тукай».

— Что это — «Тукай»? — спросил Валерик.

Хасан стал объяснять ему, что Тукай — известный татарский поэт и что этот красивый двухэтажный пароход назван его именем.

— Тебя мать зовет! — толкнул Хасана Валерик.

Когда Хасан разглядел в толпе отъезжающих Санию, пароход затрубил в третий раз. Они замахали друг другу. Сания еще что-то кричала сыну. Но сильный гудок заглушил ее голос.

4

Неспроста Мухсинов был сегодня таким проворным. Встретиться с Санией один на один было его давнишней мечтой. Наконец выдался этот удобный случай. Правда, со стороны Сании не замечалось каких бы то ни было чувств к нему, но это не особенно тревожило Мухсинова. Откуда у нее могут зародиться такие чувства? Ведь и он не выказывал ей своих чувств.

Теперь Сания согласилась поехать вместе с ним. И даже не без удовольствия принимала его любезные ухаживания.

Значит, все будет в порядке, предвкушал он. Отчего бы нет? Разве много осталось таких, как он, мужчин? Ничего удивительного, если он понравится женщине, уже год живущей без мужа.

Чего ему бояться? Близок момент, о котором он давно мечтал и о котором, наверно, всю жизнь будет вспоминать. Если упустишь удобный случай, всю жизнь потом будешь каяться, дурак!..

Ялантау остался позади. Пассажиры разошлись по каютам. И для Мухсинова настало время сказать наконец Сании, что их места…

— У нас с местами получилось немного неудобно, — сказал он, не проявляя никакого смущения. — Нам дали билеты в одной каюте.

Сания недовольно пожала плечами:

— Как в одной? Почему вы раньше…

Мухсинов поспешил ее успокоить:

— Ничего, если вы стесняетесь, можете ночевать одна. Я лягу в салоне. Или просижу на палубе. Летняя ночь…

— Но это для вас неудобно, — смущенно сказала Сания. Тем не менее слова Мухсинова ее успокоили. — Каюта двухместная?

— Можете проверить. — И Мухсинов весело рассмеялся, как человек, не чувствующий за собой никакой вины.

Двухместная каюта оказалась тесной каморкой с местами одно под другим, как в железнодорожных вагонах.

— Располагайтесь, — сказал Мухсинов. — Если надо переодеться, пожалуйста. Я не буду мешать вам. — Он приготовился уйти.

— Ничего, — смутилась Сания. — Впрочем, в самом деле, я приведу себя немного в порядок…

— Пожалуйста. — Мухсинов взялся за дверь.

И Сания снова поверила, что у него на уме нет ничего дурного.

— Не чувствуйте себя безбилетником, заходите.

— Потом, когда устроитесь, может быть, вместе попьем чайку, закусим. — Мухсинов опять засмеялся с самым невинным видом, — В дороге, Сания Саматовна, самое большое удовольствие поесть да поспать.

Он вышел из каюты. И слышал, как Сания щелкнула замком.

«Запирайся, запирайся! — сказал про себя Мухсинов. — Умывайся, причесывайся, наводи красоту, голубушка!..»

Выпятив грудь и заложив руки в карманы, он вышел на палубу. Наслаждаясь свежестью речного воздуха и вечерней тишиной, он обошел несколько раз пароход и завернул в салон.

Сания не спеша разделась и с удовольствием умылась. Смазала кремом лицо. Надела шелковое платье-халат, слегка надушилась.

Увидев в зеркале свои обнаженные руки и немного осунувшееся лицо, невольно вспомнила Камиля. Каждое лето они с Камилем совершали поездку на пароходе, Какие чудесные это были дни!..

«А для кого я теперь нарядилась? Для кого надушилась? Для Мухсинова? Ну нет. Я даже не пущу его сюда…»

Но как раз в эту минуту в дверь каюты постучали.

«Мухсинов! — Сания на какую-то секунду оторопела. — А что такое? — сказала она себе, сразу осмелев, — .Чего мне бояться его!»

5

Увидев Санию в нарядном халате, Мухсинов не сразу собрался с мыслями. Почувствовал и аромат духов.

— Можно? — проговорил он.

— Почему же нет? Каюта общая, — засмеялась Сания.

Ответ Сании придал смелости Мухсинову.

— Вы очень любезны, — улыбнулся он.

Сания села на свое место возле маленького столика.

— Я заказал чаю. — Мухсинов открыл свой чемодан и стал рыться в нем. — Посмотрим, что приготовила на дорогу моя старуха. Ага, перемечи! И курица! А это что? — Он доставал бумажные свертки и складывал их на стол. — О! — воскликнул Мухсинов тоном искренне удивленного человека. — До чего же догадлива моя старуха! Вы только поглядите — не забыла сунуть мне на дорогу! — Он поставил на стол бутылку портвейна.

Сания нахмурилась.

— Этого могли бы и не доставать.

— Ничего, ведь можно и не пить. Пусть стоит себе, украшая стол…

Принесли чай. Мухсинов, спросив у Сании разрешения, сел на ее койку.

— Эх, и хорошо же на реке летом! — заговорил он. — Истинное удовольствие на пароходе прокатиться…

— Если бы только войны не было, — вставила Сания.

— Не будем об этом вспоминать, Сания. Такое приятное путешествие не часто нам выпадает…

Говоря это, он откупорил бутылку портвейна.

— Я налью, Сания? Чуть-чуть?

— Ни в коем случае!

— Ну, один глоток. Для аппетита. Спать лучше будете.

— Нет! Не надо!

— Ну, как хотите, — сказал Мухсинов. — Но чтобы стакан не стоял пустой…

И Мухсинов налил в оба стакана вина — себе побольше, Сании поменьше.