Чистая душа

Сборка часов, оказывается, очень сложный процесс. На металлическую пластинку с округлыми краями и несколькими отверстиями прикрепляют отдельные детали, колесики. Все это выполняет не один человек, — у каждой девушки своя операция. Прикрепит деталь — передает другой. Та добавит свою деталь, и передаст соседке. Таким образом, механизм переходит из рук в руки и постепенно превращается в готовые часы…

Наблюдая за этой работой, Рифгат успел разглядеть знакомых девушек. Некоторые, заметив его, улыбнулись, кто-то помахал рукой, однако ни одна не оставила работы. А некоторые даже и не посмотрели на него, просто не заметили или не узнали. И сам Рифгат не решился отрывать их от дела. Ему казалось, что девушки работают так же точно, как часовой механизм. Если хоть одна из них отвлечется на две-три секунды, собьется работа всего конвейера…

Рифгат невольно залюбовался этой тонкой работой. Руки и лица девушек, освещенные двойным светом — дневным и электрическим, казались ему особенно нежными и привлекательными.

Часы! Маленький прибор, отсчитывающий время! Через десятки цехов и сотни рук проходят детали, пока станут часами, пока их поставят на танке. И все другие приборы танка создаются таким же образом. Перископы, слуховые и переговорочные аппараты, рация! А сам танк, его моторы! Пушки, пулеметы, боеприпасы… Да, труд всего народа, всей страны сосредоточен в его машине.

Было как-то странно. Танкист вернулся с фронта, больше года он провел на полях битвы, в огне сражений. Сколько раз смотрел смерти в глаза. Теперь встретился с товарищами, сидевшими с ним за одной партой. Но не смеет даже поздороваться с ними. Почему они не вскочат с мест, чтобы обнять его? Какая сила их удерживает? Какое суровое и в то время высокое, замечательное это чувство!..

— Вот эта милая девушка оживляет наши часы, — показала Ибатуллина.

Рифгат узнал Кариму. Ее смугло-румяное, сосредоточенное в работе лицо, казалось, было озарено каким-то внутренним светом, красивая головка наклонена, и черные длинные стрелки ресниц покрывали опущенные глаза.

Она, конечно, слышала, что сказала о ней начальница цеха, но продолжала работать, не отвлекаясь. Рифгат долго смотрел на нее. Карима, не обращая на него внимания, покрутила что-то в механизме, лежавшем у нее на ладони, и, приложив к уху, послушала. Еще не ставший часами механизм уже тикал. Карима отложила его и потянулась за другим механизмом.

«Даже не взглянула!» — отметил про себя Рифгат.

Но Карима, вскинув ресницы, чуть улыбнулась ему и тихо сказала:

— Не смотри, проходи дальше.

И Рифгат пошел дальше, вслед за часовым механизмом, — теперь, оживший, он продолжал переходить из рук в руки.

«Красивая девушка Карима, — подумал он. — И она не нравится Шакиру?..»

Они пришли к концу стола, и начальница цеха показала Рифгату готовые часы. Он внимательно осмотрел их.

— Знакомые часы. Значит, их уже можно считать готовыми?

— Им еще надо пройти испытательный срок, — сказала начальница цеха.

«Пройти испытательный срок!»

Вечером в разговоре с Каримой Рифгату довелось услышать эти слова еще раз. Только в другом смысле…

5

В тот вечер Гульсум ушла на совещание. Рифгат и Карима остались вдвоем. Маленький Азат уснул с резиновой пустышкой во рту.

Тревожные чувство заговорило в Рифгате. Он заставил себя отойти подальше в глубину комнаты и сел в углу, около письменного стола матери.

Вспомнилось, как очень давно, в день, когда началась война, он поцеловал Миляушу, на берегу Камы. Он бережно хранил в памяти это прекрасное воспоминание. Миляуша была строгой девушкой, низкие чувства при ней не смели поднимать голову. А эта?..

Он посмотрел на Кариму. Она с невинным видом шила своему младенцу рубашонку; длинные ресницы опущены, губы чуть улыбаются, словно приготовились сказать что-то интересное.

Рифгата неожиданно потянуло к ней. Ему показалось, что, хотя она и шьет детскую рубашку, мысли ее совсем о другом: она ждет, что Рифгат заговорит с ней или прямо, без слов, подойдет и обнимет ее… И ничто не помешает ему сделать это.

Рифгату вдруг стало нестерпимо жаль Кариму. «Много еще мужских объятий пройдет на своем веку эта брошенная девушка, — подумал он, — но станет ли когда-нибудь чьей-то женой?»

Ему захотелось утешить Кариму, приласкать ее, и он подошел к ней.

— Карима, о чем ты грустишь?

Карима перестала шить. Словно почувствовав опасность, насторожилась.

— Разве я кажусь грустной?

Рифгат сел рядом.

— Хочу поговорить с тобой, Карима, — сказал он.

Но ему ничего не пришло на язык, мысли начали путаться. Он положил ей на плечо руку. Однако Карима встала со стула и прислонилась к детской кроватке.

— Говори, Рифгат, — сказала она, — только пожалуйста, не трогай меня.

— Не бойся, Карима. Я хочу только приласкать тебя, — попытался он снова обнять ее.

Карима неожиданно для него стала серьезной, даже суровой. Она взяла на руки спящего ребенка.

— От тебя я не ожидала этого, — с горечью упрекнула она его.

— Да что ты, Карима! Я просто хотел утешить, жалея тебя…

— Спасибо! — насмешливо поглядела Карима. — Вижу, как ты жалеешь…