Чистая душа

На Сайфулле была новая гимнастерка с орденскими ленточками на клапане кармана.

Прошли в комнату и сели на диван. Гульниса пока не показывалась, продолжая хлопотать на кухне. Ведь гость пришел к дочери, — пусть посидят вдвоем.

Миляуша поняла мать. Выглянула в дверь:

— Мама, иди сюда! У вас гость.

— Я сейчас, сейчас…

И Гульниса — в длинном шелковом халате с желтыми узорами — неторопливо выплыла в зал.

Миляуша представила ее гостю.

— Не страшно было идти? — справилась Гульниса. — Вечера теперь темные.

— В темноте оно даже спокойнее, — пошутил гость.

Гульниса поинтересовалась результатами летней геологической экспедиции: верно ли, что нашли в Татарии нефть? Табанаков сразу сел на своего любимого конька.

— Я патриот своей Татарии, — с гордостью сказал он, — Среди ученых в течение многих лет бытовало ложное представление, будто наш край беден полезными ископаемыми. Теперь мы убедились — это не так. Чего только нет в недрах нашей республики! Сколько горных пород, которые могут служить строительным материалом! Есть и каменный уголь, есть фосфориты, горючие сланцы, сера, торф, природные красители, всякие руды, минеральные воды… Все есть. А самое важное — это, конечно, нефть…

Гульниса внимательно слушала.

— Значит, по-вашему, у нас столько нефти, что откроются большие промыслы?

— Безусловно, — ответил Табанаков. — Если бы раньше развернуть разведку, эти источники были бы давно открыты. И сейчас они очень пригодились бы нам, когда вышли из строя шахты Украины и находятся под угрозой нефтяные районы…

Табанаков с увлечением заговорил о том, как идет глубокая разведка в Шугуровском районе. Он убежден, что Татария в ближайшем будущем станет республикой нефти и газа.

Наконец Гульниса спохватилась и пригласила гостя к столу.

— Соловья баснями не кормят, — улыбнулась она, — Идемте поговорим за чаем.

Гульнисе с Миляушей уже хотелось перевести разговор в другую колею. И Табанаков сделал это очень удачно. На заключительный вопрос Гульнисы: «Значит, нынешние поиски ваши были вполне успешными?» — он полушутливо ответил:

— Да, я могу быть вполне доволен, и работа прошла успешно, и нашел себе хорошего друга. — Многозначительно улыбнувшись, он посмотрел на Миляушу.

Гульниса поняла его взгляд и подтвердила со своей стороны:

— И Миляуша говорит то же самое.

— В самом деле, Гульниса-апа, мы с Миляушей очень подружились. Правда, Миляуша?..

Миляуша сидела потупив взгляд. Не поднимая головы, прошептала:

— Скажи сам…

— Да… вы уж. Гульниса-апа…

И Гульниса пришла на помощь.

— Дело ваше, — сказала она. — Если любите друг друга, очень хорошо. Вы уже не дети, хватит ума, чтобы самим обдумать все. Только боюсь, не повредит ли это учебе Миляуши…

Миляуша подняла глаза:

— Как может дружба повредить учению, мама?

— А что ж, и дружба, дочка, если зайдет далеко, может круто изменить жизнь…

Сайфулла решил сказать все до конца:

— Простите, Гульниса-апа, я хочу быть другом жизни Миляуши, готов начать с ней совместную жизнь. И вовсе не хочу мешать ее учению…

Миляуша перебила его:

— Мы подождем еще!

— По-моему, тоже нет надобности спешить, — согласилась Гульниса.

Табанаков сказал, что он готов ждать. Таким образом, самый напряженный момент сегодняшней встречи был преодолен.

9

Между прочим, Гульниса осторожными намеками подвела разговор к аресту отца Сайфуллы. Сайфулла просто и без всякого смущения рассказал о своих отношениях с отцом.

— Я очень рано понял, что отец не может быть мне советчиком в серьезных вопросах. И правильно сделал, что ушел. Без его помощи и даже, можно сказать, наперекор его желанию окончил вуз. Советская власть позаботилась обо мне, я стал специалистом своего дела, Вступил в ряды партии на фронте перед началом атаки. И тут мне советчиком был не отец, а моя совесть. Однако, когда меня демобилизовали и послали на работу в Ялантау, я приехал прямо к отцу. Каким бы он ни был, он дал мне жизнь. И не хотелось обижать старика. Он обрадовался моему приезду. Не понравился ему только мой характер, обиделся, что я не считаюсь с ним. Вскоре я уехал. А когда вернулся, оказалось, его посадили в тюрьму.

Гульнисе хотелось сказать что-то утешительное: «Может быть, он и не виноват…» — но Табанаков перебил ее.

— Нет, — сказал он, — я не спешу его оправдывать. Я ведь хорошо знаю его.

Все замолчали и принялись за еду. Сайфулла все больше нравился Гульнисе, ей хотелось спросить будущего зятя, по вкусу ли пришлась ее кулинария. Сайфулла сам догадался сказать об этом.

— Замечательные кушанья, — похвалил он, — даже есть жаль…

В это время внизу робко звякнул звонок.

— Кто бы мог так поздно?

Миляуша тревожно вскочила с места, но мать предупредила ее!

— Сиди, я открою.

Оставив дверь полуоткрытой, она спустилась вниз. Вскоре оттуда послышался мужской голос.

Миляуша прислушалась. «Уж не папа ли?» — мелькнула мысль.