Чистая душа

Ахметшай вошел. Он был в брезентовом дождевике, подпоясанный широким ремнем, и в высокой фуражке с кокардой. Нурания воскликнула: «Захри-абый!» — и бросилась его обнимать.

— Где отец? — спросил чужим голосом Ахметшай.

В подвале под ними жила жена Атлы Хайруллы, Хадича. Она услышала тяжелые шаги над головой и радостный восклик Нурании. Кто-то пришел к ней. Неужели в самом деле Захри? Быстро собравшись, она побежала к Мухсинову.

А наверху продолжали спектакль.

Нурания уже тормошила старика:

— Вставай, отец! Захри-абый пришел!

Старик, охая, пытался подняться с постели. Ахметшай сам подошел к нему.

— Отец!

Он прижался мокрым, холодным плащом к тощей груди старика и вздыхал, потирая кулаком сухие глаза.

— Лежи, отец, не вставай!

Старик задыхался от радости.

— Сын мой! Сын мой, Захретдин! Ох! Довелось-таки свидеться, господи!.. Раздевайся, сынок! Нурания, ставь самовар… 0x1…

Ахметшай был намерен заночевать на перине жены, — он тут же распоясался и скинул плащ. В широких галифе и сапогах с бестящими голенищами, в длинной гимнастерке с желтыми погонами, с кинжалом на боку, он был похож на опереточного героя. Бодрыми шагами он прошелся по комнате.

— Господи боже мой — бормотал старик. — Не видят мои глаза. Ох!.. Неужто тебя генералом сделали?

— Около того, отец!

Старику хотелось поговорить, но не было сил, не хватало дыхания. Он больше стонал, чем говорил.

— Ох!.. Когда же сынок, будет конец-то?

— Недолго осталось ждать, отец. Теперь их дни сочтены. Скоро придет японское войско.

— Что же, с богом… Ничего не жалейте… Ох!..

— Что можем — делаем, отец. Бывшие баи нам хорошо помогают. Все отдают, что спрятали от большевиков.

— Как не отдать! Ох, для такого святого дела…

— Верно, отец. Пора и тебе раскошеливаться.

Фахруш не ответил. Только застонал и, страшно ворочая белками, посмотрел на Нуранию.

— Дочка, как у тебя самовар?

Ахметшай незаметно подмигнул жене, чтобы та ушла. Очевидно, старик не хотел выдать свою тайну при дочери.

12

Нурания спряталась за дверью, чтобы подслушивать разговор мужа со стариком. Ахметшай исполнял роль Захри лучше, чем она ожидала.

— Ты, отец, — да благословит тебя господь! — не должен жалеть своего добра на такое дело…

— Я все… ох!., все отдам на это дело. Ох!.. Все передаю тебе. Бери. Знаю, ты не растранжиришь зря…

Нурания затаила дыхание. Сейчас скажет! Все скажет!.. Наконец-то!..

Однако старик почему-то не спешил сказать, где у него спрятан клад. Ахметшай ждал. Старик продолжал молчать.

— Ну, отец, скажи мне, где твой клад, отданный на святое дело?

— Все отдам тебе, бери, сынок. Благословляю.

— Хорошо, отец, спасибо. Но ведь я не знаю, где клад. Как мне его найти?

— Все на том же месте. Ох! Я никуда не переносил.

— В каком месте-то? Где спрятано золото?

Старик долго молчал, потом заговорил ноющим голосом:

— Сынок Захретдин… Ох! Зачем ты морочишь мне голову? Я ведь уже сказал тебе.

Ахметшай оторопел. Однако не потерял выдержки.

— Нет, отец, ты ничего не говорил мне об этом. Что-нибудь путаешь. Видно, забыл…

— Ну как же… Помнишь, еще там… ох!.. в Верхнеуральске сказал…

Ахметшай понял, в чем дело, и прикусил губу. Вот, оказывается, что! Ни и хитер же Памятливый Фахруш!..

Но и на этот раз он не растерялся.

— Э-э! — протянул он. — Верно, помню, говорил! Только не сердись, отец, с того дня столько лет прошло. Забыл я…

Старик, видимо, был поражен.

— Забыл?.. А?..

Фахруш с усилием приподнялся на постели. Его полузакрытые, угасающие глаза гневно расширились, косматые брови полезли на лоб. Голос стал тверже, слова звучали резко.

— Ты забыл? — повторил угрожающе. — Иди прочь! Ты не сын Памятливого Фахруша. Прочь отсюда!

Сразу обессилев, повалился на постель и притих. Даже перестал охать.

«Неужели умер?» Нурания бросилась к кровати я приложила ухо к груди отца. Ахметшай схватил холодную и обмякшую, как дохлая змея, его руку — стал нащупывать пульс.

— Живой!

— Отец, дорогой! — Нурания села на кровать и стала гладить лоб старика. — Что с тобой? Помолись, отец…

Ахметшай с Нуранией все еще не теряли надежд. Но, сколько ни заговаривали со стариком, Фахруш упорно молчал.

— Оставь его. Давай пить чай, — сказал Ахметшай.

Но только сели к столу, как старик беспокойно заворочался и снова заохал.

— Эх, отец дорогой! Обидел ты меня! Прямо нож вонзил в душу… — заговорил было Ахметшай.

И как раз в этот момент в дверь требовательно застучали.

Нурания и Ахметшай побелели.

— Кто это? — засуетился Ахметшай. — Надо уходить…

Он торопливо надел плащ, затянул ремень и, выхватив кинжал, подошел к окну.

— Нурания, гаси свет! Сними халат и ложись под одеяло. Не открывай дверь!

Как только погас свет, он поднял штору маскировки, с треском открыл окно, уже заклеенное по щелям бумагой, и спрыгнул в темноту.

Нурания поспешно закрыла окно, поправила маскировку и ощупью добралась до кровати. В дверь стучали все сильнее и требовательнее.

Нурания подошла к двери:

— Кто там?

За дверью послышался голос Хадичи:

— Нурания, открой-ка. Тебя спрашивают.