— Конечно, — сухо сказал Фиске. — Но, если это так, почему ты позволил Поли пойти в суд? — Когда Грэм промолчал, он сам ответил на свой вопрос: — Хотел посмотреть, как я буду выписывать в зале суда кренделя?
— Ну, должен же человек получать удовольствие от работы.
Фиске сжал руку в кулак, но уже в следующее мгновение опустил ее. Грэм того не стоил.
— Скажи-ка мне в качестве профессиональной вежливости, были ли там свидетели?
— Ага, около полудюжины; орудие убийства обнаружили в машине Джерома, как и его самого. Он чуть не прикончил двух полицейских, когда попытался сбежать. У нас есть кровь и наркотики, которых хватит на целый магазин. В любом случае, я подумываю бросить дело о распространении, по которому ты его защищаешь, и сосредоточиться на новом повороте событий. Мне приходится максимизировать свои скудные ресурсы. Хикс — плохой парень, Джон. Думаю, мы будем выступать за то, чтобы классифицировать его преступление как тяжкое.
— Тяжкое преступление? Да ладно тебе, Бобби.
— Преднамеренное и заранее обдуманное убийство любого человека во время совершения ограбления является тяжким преступлением и карается смертной казнью. По крайней мере, так говорится в действующем законодательстве штата Вирджиния.
— Мне плевать, что говорит закон; ему всего восемнадцать.
Лицо Грэма напряглось.
— Странно слышать такое от юриста и представителя судебной власти.
— Закон — это сито, через которое мне приходится просеивать факты, потому что они всегда воняют.
— Они — отбросы и с самого рождения думают только о том, чтобы причинять другим людям вред. Нам следует начать строить тюрьмы для новорожденных до того, как кто-нибудь серьезно пострадает от этих сучьих детей.
— Всю жизнь Джерома Хикса можно…
— Давай, вини во всем его ужасное детство, — перебил его Грэм. — Старая история, которая повторяется снова и снова.
— Вот именно,
Грэм улыбнулся и покачал головой.
— Послушай, я не могу сказать, что у меня было такое уж счастливое детство. Хочешь узнать мой секрет? Я работал, как проклятый. И если я сумел добиться успеха, значит, и они могут. Дело закрыто.
Фиске повернулся, собираясь уйти, но в последний момент обернулся.
— Я взгляну на отчет об аресте, а потом позвоню тебе.
— Нам не о чем говорить.
— Ты же ведь знаешь, Бобби, что его убийство не сделает тебя генеральным прокурором. Тебе следует выбирать дела посерьезнее.
Фиске развернулся и зашагал прочь.
Грэм сломал сигарету между пальцами и проворчал:
— Попробуй найти настоящую работу, Фиске.
Спустя полчаса Фиске встречался с одним из своих клиентов в загородной тюрьме штата. По работе ему часто приходилось бывать в пригородах Ричмонда, в округах Энрико, Честерфилд, Хановер и даже в Гучленде. Постоянно расширяющееся поле деятельности не слишком его радовало, но это было вроде встающего солнца. Так будет продолжаться до того самого дня, пока оно не остановится навсегда.
— Мне нужно поговорить с тобой о заявлении, Дерек.
Дерек Браун — или ДБ1, как звали его на улице — был светлокожим афроамериканцем, с татуировками, исполненными ненависти, непристойностями и поэзии, которые украшали его руки от самых плеч. Он провел достаточно времени в тюрьме, чтобы накачать мышцы, и его бицепсы впечатляли. Фиске один раз видел, как он играл в баскетбол в тюремном дворе. Обнаженный торс, великолепное, мускулистое тело, татуировки на спине и плечах. Издалека они выглядели как музыкальная партитура. Дерек взлетал в воздух, точно реактивный самолет, и парил, словно его удерживала невидимая рука. А охранники и другие заключенные с восхищением смотрели, как он забрасывал мяч в корзину и победоносно махал зрителям рукой. Впрочем, он был не настолько хорош, чтобы играть в команде колледжа и уж, конечно, не в НБА. Поэтому сейчас Дерек и Фиске смотрели друг на друга в окружной тюрьме.
— Помощник прокурора предложил умышленное причинение вреда здоровью, преступление третьего класса.
— А почему не шестого?
Фиске удивленно на него посмотрел. Эти парни так часто имели дело с уголовной системой, что нередко знали кодекс лучше большинства адвокатов.
— Класс шесть сейчас хит сезона. Твой имел место на следующий день.
— У него был пистолет. Я не собираюсь связываться с Пэком, когда он вооружен, а я — нет. Ты что, совсем ничего не соображаешь?
Фиске отчаянно хотелось протянуть руку и стереть высокомерие с его лица.
— Извини, но обвинение не откажется от третьего класса.
— Сколько? — с каменным лицом спросил Дерек, у которого, по подсчету Фиске, уши были проколоты двенадцать раз.
— Пять, с тем, что ты уже отсидел.
— Вот дерьмо! Пять лет за то, что я порезал ублюдка вонючим перочинным ножичком?
— Кинжалом с лезвием шесть дюймов. И ты ударил его десять раз. На глазах у свидетелей.
— Проклятье, он щупал мою девку! Разве это нельзя засчитать как защиту?