Чистая правда

Сара встала, собираясь уйти.

— И я уверена, что вы отлично справитесь с верховным судьей.

Они улыбнулись друг другу. Элизабет Найт стала почти что второй матерью для Сары Эванс, заменив ту, которую она потеряла в раннем детстве.

Когда Сара вышла, Найт откинулась на спинку стула. Наступил кульминационный момент ее жизни, наполненной работой и жертвами, удачей и мастерством. Она была замужем за уважаемым сенатором, которого любила и который любил ее. А еще являлась одной из трех женщин, ставших членами Верховного суда. Элизабет Найт чувствовала себя ничем не примечательной — и одновременно могущественной. Президент, назначивший ее на этот пост, все еще находился у власти. Он посчитал ее надежным юристом с умеренными взглядами. Она не отличалась политической активностью настолько, чтобы он рассчитывал, что она станет поддерживать его партию, однако, вероятно, предполагал, что будет пассивна в правовых вопросах и позволит принимать по-настоящему важные решения тем, кого избрал народ.

У нее не было глубоких философских взглядов, как у Рэмси или Мёрфи. Они принимали решения, основываясь не столько на фактах, сколько на более широких позициях, характеризующих каждое дело. Мёрфи никогда не станет голосовать в поддержку или за пересмотр дела в пользу смертного приговора. Рэмси скорее умрет, чем встанет на одну сторону с обвиняемым в деле о нарушении прав человека. Найт так не могла. Она изучала, по мере поступления, каждое дело и всех, кто был в нем задействован. Внимательно анализировала все факты. Размышляла о том, чем в широком смысле могут обернуться судебные решения, беспокоилась о справедливости по отношению ко всем участникам процесса. Часто получалось, что ее голос оказывался решающим, но это устраивало ее. Она не страдала застенчивостью и пришла сюда, чтобы активно работать, а не стоять в сторонке.

Однако только сейчас Элизабет начала понимать, какое огромное влияние могла оказать. А ответственность, которая шла рука об руку с такой властью, пугала ее и заставляла чувствовать неуверенность в себе. Она смотрела в потолок бессонными ночами, когда ее муж крепко спал рядом. «И все же, — подумала Найт с улыбкой, — я бы не хотела находиться в другом месте и жить другой жизнью».

Глава 9

Джон Фиске вошел в здание, расположенное в Вест-Энде Ричмонда. Официально оно называлось домом престарелых, но в действительности являлось местом, куда пожилые люди приезжали умирать. Фиске старался не обращать внимания на стоны и крики, когда шел по коридору, но все равно видел немощные тела с опущенными на грудь головами и бесполезными конечностями, засунутые в кресла-каталки, выстроившиеся у стены, точно тележки в супермаркете. Их обитатели будто ждали партнера, который пригласил их на танец и который уже никогда не придет.

Им с отцом потребовалось призвать на помощь всю решимость, что у них была, чтобы поместить сюда мать Джона. Майкл Фиске так и не смог принять тот факт, что она лишилась разума, который сожрала болезнь Альцгеймера. Наслаждаться жизнью, когда все хорошо, легко. Чего стоит человек, становится ясно по тому, как он ведет себя, когда возникают трудности. По мнению Джона Фиске, его брат Майкл полностью провалил это испытание.

Он подошел к стойке помощника администратора и спросил:

— Как она сегодня?

Фиске был здесь постоянным и частым посетителем и знал весь персонал.

— Бывало и лучше, Джон, но ваш визит поднимет ей настроение, — ответила женщина.

— Да, конечно, — пробормотал адвокат, направившись в комнату для посетителей.

Мать ждала его там, как всегда, в халате и тапочках. Ее глаза бесцельно блуждали по комнате, губы двигались, но она не произносила ни слова. Когда Фиске появился в дверях, она посмотрела на него, и на ее лице появилась радостная улыбка. Он подошел и сел рядом.

— Ну, как сегодня дела у моего Майки? — спросила Глэдис Фиске, ласково погладив его по щеке. — Как мамочкин малыш?

Фиске тяжело вздохнул. Так продолжалось уже два проклятых года. В разрушенном сознании Глэдис Фиске он был Майком — и останется своим братом до самой смерти матери. Каким-то непостижимым образом Джон Фиске исчез из ее памяти, как будто вовсе не появлялся на свет.

Он ласково прикоснулся к ее рукам, изо всех сил стараясь прогнать разочарование, глодавшее его изнутри.

— У меня все отлично. Полный порядок. И у папы тоже, — сказал он и тихо добавил: — У Джонни тоже все хорошо, он про тебя спрашивал. Он всегда спрашивает.

Мать, не понимая, о чем он говорит, уставилась на него пустыми глазами.

— Джонни?

В каждый свой визит Фиске предпринимал эти попытки, но всегда наталкивался на одну и ту же реакцию. Почему мать забыла его, а не брата? В ее сознании должна была существовать какая-то глубинная причина, которая позволила болезни полностью стереть из ее памяти его личность. Неужели его существование не имело для нее ни малейшего значения?