Чистая речка

И мне было его очень жалко. У меня была Анна Михайловна, недолго, но была. Раньше у меня была моя любимая и самая лучшая мама. В детском доме мне повезло – меня опекала самая лучшая директор и воспитатель Надежда Сергеевна. У меня была Вера, которая не давала меня в обиду никому. А Пашку били, пока он был маленький, потом он вырос, и его стали бояться. Девочки его любят, но это совсем другое. Он очень одинокий. И я всегда думала, что мы с ним друзья, а сейчас, получается, я его предаю. Он сам в этом виноват. Но ему же плохо! Я видела, что Паше очень плохо. И на крышу он полез, потому что его разносило в разные стороны и он не мог найти себе места.

– Паш, – я взяла его за руку и почувствовала, какая она влажная и горячая. – Пожалуйста… – Я не знала, что сказать.

Виктор Сергеевич стоял, сложив руки на груди, прислонившись к стене, и смотрел на нас. Никто больше ничего не говорил. Я так и держала Пашу за руку. Он сопел, молчал, поглядывал на меня, опускал голову, снова вскидывал ее. Потом Виктор Сергеевич вздохнул, выпрямился и, кажется, собрался уходить.

Я взглянула на него, пытаясь его остановить. Что я буду делать с Пашей вдвоем? Он совершенно неспокоен и плохо управляем сейчас, я это видела. Паша заметил мой взгляд – слова он понимает плохо, но мои чувства понимает просто отлично, слишком хорошо! – и неожиданно громко сказал:

– А-а! – и вдобавок засмеялся.

– Дружок, тебе нужно успокоиться, – сказал Виктор Сергеевич. – Приходи сегодня на тренировку, дам тебе нагрузку, упадешь вечером замертво.

– Коз тренируй, которые… – проорал Паша что-то совсем неприличное, изо всей силы попытался толкнуть Виктора Сергеевича и пошел прочь по коридору, пошатываясь из стороны в сторону, как пьяный.

– Ну что с ним делать! – развел руками Виктор Сергеевич. – Жалко дурака.

– Мне, правда, очень жалко Пашу, – сказала я. – Он пропадет…

– Без тебя? – ухмыльнулся Виктор Сергеевич.

– Просто пропадет, потому что у него никого нет, и в голове ничего нет.

– И что теперь? Тебе с ним пропадать?

– Я не знаю, – честно сказала я.

– Вот и я не знаю.

– А как Вульфа? – спросила я.

– Лариска-то? Ох, параллельный вариант… Даже не думал, что она способна на такую активную подлость. Ладно бы просто болтала – тоже плохо, конечно, но она ходит и письма везде разносит…

– О… чем? – осторожно спросила я, чувствуя, что краснею.

– О наших интимных отношениях, – Виктор Сергеевич погладил меня по плечу и тут же снял руку. – Призывает общественность, прокуратуру, газетенку местную… Я просто надеюсь, что это не настолько всем интересно, как Лариска думает…

– Виктор Сергеевич, а я все хотела вас спросить… А почему вы здесь? Вы же мастер спорта…

– Так по танцам же! – засмеялся мой тренер. – Вот я танцы и преподаю. А что?

– Все мечтают обычно в Москву поехать… Там жить, работать…

– Я жил в Москве, – пожал плечами Виктор Сергеевич. – Мне здесь больше нравится. Я хочу построить со временем дом. Присмотрел уже место. Знаешь, за городом, где дорога сворачивает, там красота такая, деревня есть, в деревне есть свет, что б там дом не построить? Там три или четыре участка продаются. Будет у меня большой дом, две огромные собаки, трое детей… умная красивая жена с хорошим характером… – Он взглянул на меня. – Хорошая перспектива, как ты считаешь?

– Наверно… – немного растерянно ответила я. – Я не знаю.

Виктор Сергеевич хмыкнул:

– Потом поймешь, в четырнадцать лет это, наверно, не перспектива – две собаки, дом в красивой деревне и трое детей. Тебе же еще не исполнилось восемнадцать? По-прежнему четырнадцать?

Я улыбнулась:

– По-прежнему.

– Руся, а если серьезно, мне вообще здесь нравится. Я занимаюсь своим делом, денег мне на жизнь хватает, у меня пятнадцать групп – дети, взрослые и ставка в школе, здесь мама, у нее, кроме меня, никого нет, на конкурсы мы с вами ездим… Что еще надо? Там я – маленький потерянный винтик в громадном чужом городе, а здесь все свое. А тебе здесь не нравится?

– Нравится, – осторожно сказала я. – Но я жила с мамой в Москве…

– Ты хочешь вернуться туда?

– Я хочу учиться, – сказала я. – Поступить в институт. Я говорила вам.

– Я помню, – кивнул Виктор Сергеевич. – Мне это очень симпатично. И ты мне крайне симпатична, милая Руся. И я не знаю, что с этим делать. Точнее, до ваших полетов с крыши совсем не знал, а теперь что-то стало прорисовываться.

Я видела, что по коридору идет Наталья Васильевна, лечащий врач. Она свернула было в нашу палату, но, заметив нас у окна, помедлила, посмотрела и подошла к нам.

– Здравствуйте, – сказала она, внимательно глядя на Виктора Сергеевича. – Вы родственник?

– Я учитель из Русиной школы. Она же из детского дома.

– Да, но я знаю, что она не сирота. У нее есть отец.

Я не понимала, к чему она клонит.

Виктор Сергеевич пожал плечами:

– Возможно, есть.

– А вы, случайно, не тот учитель, про которого говорят в поселке?

Милютин посмотрел на Наталью Васильевну совершенно спокойно.

– А что говорят? Что я живу вот с этим милым ребенком? Говорят совершенно напрасно. Распускает слухи одна ревнивая женщина. У девочки сложностей и без нее хватает.