Чистая речка

– Вот такая юбка… Будешь носить? – спрашивала она. – Еще вот тетрадки… Я думала, тебе пригодятся… Так, чай, печенье, вот крем для рук, ты пользуешься, наверно, вот еще юбка… колготки…

Я кивала и смотрела на Андрея. Чем больше я на него смотрела, уже спокойными глазами, тем больше он мне нравился. Наверно, он и другим тоже нравится, хотя он далеко не красавец. Может быть, чуть-чуть длинноват нос и лицо худовато, но зато чистая кожа, без прыщей, пятен, лишних волос на лице. Хорошая, веселая улыбка – это так важно. Мне кажется, по тому, как улыбается, а особенно смеется человек, можно многое, если не все, о нем сказать. Да и вообще. Что-то в нем было такое, что отличало его не только от всех наших, но и от учеников в школе. Что-то невероятно для меня притягательное. Не знаю, можно ли объяснить, почему один человек нравится, а другой – нет. Наверно, это одна из самых больших загадок природы.

– Как-то я про книги не подумала… – продолжала Анна Михайловна. – Действительно, ты же писала… Но сейчас в Интернете в принципе все есть… Андрей, что ты как замороженный? Скажи что-нибудь!

Он пожал плечами. Что он мог сказать? Мне кажется, ему очень не нравилось у нас. Да и кому здесь может понравиться? Если Анна Михайловна ставила целью показать своему сыну, как плохо в детском доме, она легко эту цель выполнила. Хотя Андрей ничего не увидел и не увидит – настоящего, что у нас бывает.

Не успела я это подумать, как входная дверь, у которой мы сидели, распахнулась. Ввалился Веселухин. Уставший, расхристанный, с кое-как намотанным шарфом, в грязных-грязных ботинках. Протопал мимо, а потом дернулся и резко остановился. Медленно повернулся на нас.

– Привет, Паша! – на всякий случай как можно приветливее сказала я.

Веселухин посмотрел на Анну Михайловну, на Андрея, на меня, потом снова на Андрея и на Анну Михайловну. Коротко выматерился от переизбытка эмоций и недостатка информации. Я решила ему помочь, пока он не продолжил.

– Паша, познакомься, это мой шеф, Анна Михайловна… А это ее…

– Знаю… – перебил Паша. – Все уже знают! Не было тебя! Где ты была? С ним? – он изо всех сил махнул рукой куда-то в сторону.

– Ой… – только и сказала я.

Кажется, я даже зря что-то начала говорить. От звука моего голоса Паша разъярился и стал наступать, ведя себя так, как будто кроме нас двоих здесь никого не было.

– Ты когда ушла? Я еще на обеде тебя искал!

– Паш, Паш… – Я встала и подошла к нему. – Успокойся, пожалуйста. У меня было рисование. А потом танцы.

– А-а-а! – закричал Паша. – Ну, я так и знал! Я же там был! А-а-а! Меня охранник, сволочь, сбил, говорит, никого в зале нет! Нет танцев! А ты там с ним была! Я свет видел! Видел! А шторы почему были закрыты?

– Паша… – Я быстро взяла его под руку, обернулась к Анне Михайловне и Андрею, сказав: «Извините», и отвела в сторону. Паша сопротивлялся, руку вырвал, но поплелся за мной. – Слушай, или ты сейчас немедленно прекратишь, или я…

– Что? – заорал Паша, громко смеясь. – Уедешь с ними? С этим? – Он мотнул головой в сторону Андрея. – Уезжай! Уже видели этого… – он нарочито громко произнес странное слово-мутант – бессмысленный, чудовищный бутерброд из мата и названия милого детского персонажа из старого мультфильма.

– Придурок… – негромко сказала я. – Сам придумал?

– Что? – захохотал Паша. – Я – придурок? А он – не придурок? – Он показал на Андрея.

– Паша, успокойся, что ты всех сейчас насобираешь… При чем тут Андрей?

– Ах, Андрей! Еще Андрей! Значит, этот … – Андрей? Да пошла ты..! – Паша, как положено, выматерил меня и ускакал по коридору, долбя кулаком по стенкам. Мой друг Веселухин – нелепый, жалкий и страшный одновременно.

Не успела я вернуться к Анне Михайловне, как он принесся обратно и выпалил:

– Она с тренером спит! – выпалил Паша, только грубее раз в сто.

Анна Михайловна как открыла рот, так с трудом его закрыла, а Андрей покраснел. Сам Паша был бурый от ярости, и, судя по тому, как он сучил руками, больше всего на свете ему сейчас хотелось драться.

– Что? – перевел он тяжелый взгляд на Андрея. – Думаешь, тебе обломится? На тебе! – Он показал неприличный жест, хлопнув себя по согнутой руке, но, видимо, не рассчитал, ударил слишком сильно, так, что что-то скрипнуло у него в кости.

Он сплюнул, попал на стенку, растер плевок ногой и ушел, больше всего сейчас напоминая волка из «Ну, погоди!», когда с ним случилось все плохое, что может случиться в мультфильме. В жизни после этого никто жив не остается.

Как удивительно. Ведь все происходит только в голове и в душе у Паши. Он даже не знает про поцелуй – иначе бы он его комментировал, если бы подсмотрел в окно. И не стал бы он спокойно смотреть, разбил бы окно – его раненую душу до конца бы разорвало. Нет, он просто все придумывает и от собственных фантазий и страхов взрывается. Ад внутри нас – я совсем недавно читала в одной книжке. Не дочитала ту книгу, не смогла. Но фразу запомнила.

Анна Михайловна покачала головой.