Чистая речка

– Олейникова, если ты не замолчишь и не отсядешь от Брусникиной, у тебя за урок появится столько двоек, что ты не сможешь их исправить за весь год! – четко ответила ей Серафима.

Серафиму понять, конечно, можно. От наших много вреда. И учителя к нам еще не привыкли. Мы же только с прошлого года ездим в городскую школу. Наши, кто выпускался, еле-еле сдали экзамены, многие вообще пустые листы сдавали, ничего не смогли решить, особенно по математике. И на уроках с нами трудно, и на переменах наши стоят во дворе – курят в любое время года. Не все, конечно. Чтобы курить, нужны деньги, а они есть не у всех. Да и некоторые пытаются учиться, я, например. Но в общем – «лучше бы вас не было! – нигде и никогда!» – это цитата из обычного монолога Серафимы. Что-то сегодня она забыла эту свою присказку.

– Пересядь лучше, – тихо сказала я Маше. – С ней бесполезно бороться. Будет вредить тебе, и всё. Пересядь. На русском вместе сядем.

Русичка у нас равнодушная, но довольно спокойная. Ей не важно, кто с кем сидит, написали, сдали изложение, и ладно. Кто как написал – его дело. Ей все равно. Как будто одних учителей ругают за успеваемость в классе, а других нет. Интересно, как на самом деле.

После математики я подошла к Серафиме.

– Серафима Олеговна, простите, пожалуйста, это я виновата. Уберите, если можно, Машины двойки из журнала, или мне их поставьте. Это я ее позвала к себе сесть. Она еще не знает, какие у нас правила.

– Не знает? – Серафима стала раздуваться, и я даже загляделась на ее неровные багровеющие щеки, похожие сейчас на что угодно, только не на человеческую кожу. – А что она знает, что она знает? Пусть родители придут, я объясню… – она еще поговорила-поговорила, потом устала и спросила: – А она хорошо в Москве училась, не знаешь?

– Думаю, да.

– Ну ладно, посмотрим. Только ты с ней не садись больше. Нужно соблюдать порядок, понимаешь?

Я кивнула, конечно, только я не понимаю, кто утвердил такой порядок. Почему мы не можем сидеть с домашними детьми. Но говорить Серафиме я этого не стала, она отходчивый человек, пока отошла, нужно с ней помириться. Ради Маши хотя бы.

– Серафима Олеговна, уберите, пожалуйста, из журнала двойки.

– А что мне за это будет? – глупо засмеялась Серафима, как будто ей десять лет.

– Я грибов могу вам принести, белых. У нас много грибов около детского дома, хотите? – сказала я и осеклась. Дождь! Был же дождь, какие теперь грибы! Все перепрели, а новые не растут, поздно уже – октябрь. Только опята, а я не очень отличаю опята от лжеопят, можно поганок случайно набрать.

– Не! – замахала руками Серафима. – Грибочки – не! Я отравилась в прошлом году грибочками, тоже дети приносили, на день учителя, кажется, грузди соленые. Больше грибы не ем.

– Я могу вам программы разные закачать, хотите? – незаметно подошедшая Маша неожиданно включилась в наш торг.

– Да вы что, думаете, девочки, Серафиму можно вот так запросто купить? – удивилась Серафима. – А какие у тебя есть программы?

– Смотря что вам надо, у меня много что есть. Есть хороший фотошоп, лицензионный, есть словари, есть еще одна отличная программа, и на телефон пойдет, и на комп, сейчас… – Маша достала планшет и начала показывать Серафиме, а та, как маленькая, стала заинтересованно смотреть, что там ей еще удивительного покажут.

Программы Маша ей закачала и еще музыку – Серафима очень заинтересовалась Машиной коллекцией современного рока, а двойки убрать забыла, так что вечером я получила от Маши грустное сообщение: «У нас маленькая техногенная катастрофа, из мамы идет дым, не знаю, как затушить… Мама посчитала, сколько двоек я получила за первые два дня в школе, очень расстроилась… И еще бабушке плохо…»

Я видела ее мать и понадеялась, что ни драться, ни лишать Машу, скажем, ужина или отбирать телефон она не будет, слишком интеллигентный человек, переводчик редкого языка.

Как сделать так, чтобы Машина мать меня не боялась? Пока от меня очевидный вред. Ее дочка села со мной и получила три двойки. Просто так.

Мне понравилась Маша, потому что она говорит со мной на одном языке. Например, если нашим скажешь: «Она интеллигентный человек», никто не поймет, что я имею в виду. Или она мне написала «техногенная катастрофа» – и я поняла, что мама взорвалась, как отопительный котел, например. У нас взорвался в прошлом году, затопило первый этаж, столовую, сгорел угол дома, очень долго потом воняло гарью и еще чем-то, похожим на то, как однажды наши мальчики сожгли крысу во дворе.

Так я сразу поняла, что имела в виду Маша. А наши бы не поняли. Мы говорим по-русски, но как будто все на разных языках. У нас, например, никто не читает ничего. Вообще ничего. Ничего и никогда. Ни по программе, ни дополнительно. Как будто не существует книг. А если заставляют (маленьких еще можно попытаться заставить что-то сделать), они не концентрируются, отвлекаются, не могут просто сидеть и читать.