Чистая речка

Виктор Сергеевич быстро сложил разбросанные по углам еще после утренних занятий с малышами обручи и коврики, поправил шторы, пошел зачем-то запер дверь и стремительно подошел ко мне. Не давая мне опомниться, он взял меня за шею, чуть запрокинул мне голову и стал целовать. Я не вырывалась. Мне он нравился, и с ним рядом было хорошо. Целовался он не так, как Веселухин. И от него не воняло рыбными котлетами, табаком и прокисшей одеждой.

– Вот, – сказал Виктор Сергеевич, наконец отпуская меня и уже доцеловывая в брови и лоб. – Ну, а что ты теперь скажешь? Я тебе нравлюсь?

Видел бы он себя со стороны, как самодовольно он в этот момент выглядел. Мне ничего не оставалось, как повторить то, что я сказала, – сколько времени прошло? Полчаса назад?

– Я пока не решила, – спокойно пожала я плечами.

– Да… – Виктор Сергеевич фыркнул, засмеялся, посмотрел на себя, взял меня за плечи, отпустил… – Не решила?

– Нет.

– А зачем тогда целовалась?

– Вы мне нравитесь… В смысле что не противны.

– Брусникина!!! Да ты что, со всеми, кто тебе не противен, будешь целоваться?!

– Нет, – я покачала головой. – Нет. Вы же не все.

– Ты нарочно говоришь! – засмеялся Виктор Сергеевич. – Я понял твой секрет! Я понял теперь! Ты так своих пацанов на коротком поводке держишь! Только я не пацан. – Виктор Сергеевич улыбался, но как-то… яростно.

Я с осторожностью взглянула на него. Ну вот, не хватало мне еще с Виктором Сергеевичем поссориться. Веселухин взорвался, Серафима взорвалась, Вульфу всю перекорежило… И что, мне в одиночестве совсем оставаться? Я не могу жить среди врагов.

– Прости, – Виктор Сергеевич несколько раз выдохнул. – Что-то я… Я устал. От этих дур устал, которые за мной бегают. А ты молодец. Ты даже не представляешь себе, какая ты молодец. Всё, мир! Товарищ, держи пять! – Он протянул мне руку.

Я дала ему руку с некоторым сомнением. Виктор Сергеевич пожал мне руку, а потом поцеловал ладонь, как в тот первый раз.

– Ты чудесная девочка, Брусникина. Прости меня. Я… не знаю, что на меня нашло.

Я могла бы ему сказать, что, по моему мнению, он просто очень любит себя, но не стала. Мне хотелось, чтобы этот разговор как можно быстрее закончился. И я спросила его:

– Вы не знаете, где можно в городе сделать хорошую фотографию, копию, с очень плохой, и заламинировать ее?

– А зачем тебе? Выходи, – он подтолкнул меня к выходу и запер дверь. – Давай побыстрее уйдем, а то я как-то… нестабилен рядом с тобой. А стемнело-то как! Поехали, до темноты полной уже все равно не доедем. Главное, чтобы Веселухин твой нас с камнем или с винтовкой не дожидался, да, Руся?

Я кивнула.

– Что ты спрашивала? Какое фото?

Я рассказала ему, что решила поменять мамину фотографию, испорченную, но не знаю, как это сделать, ведь оригинал испорчен. И что у меня есть другая, но слишком маленькая, я не уверена, хорошо ли будет, если ее увеличить.

– Я помогу тебе. Правда, я буду очень рад что-то сделать для тебя. Принеси фото.

– Спасибо, но я хочу сама сделать. Просто я не знаю где.

– Я найду место, конечно. Скан сами сделаем. Приноси фотографию в следующий раз. Или… Может, завтра? Вы никуда завтра не идете, не едете?

Я засмеялась даже.

– Мы никуда в воскресенье не ездим.

– А на экскурсии?

– Нет. С тех пор, как погибла Надежда Сергеевна, никуда. Да и тогда… Это очень сложно. На поездку нужны деньги, а у детского дома их нет.

– Ясно… – Виктор Сергеевич, не сводя глаз с темной дороги, легко погладил меня по руке. – А ты хочешь куда-нибудь поехать?

– Завтра?

– Нет, почему? Я не знаю… в каникулы…

– Разберемся, – ответила я. – На каникулах у нас с вами конкурс.

– Ну да, – засмеялся Виктор Сергеевич. – Это ты – мне говоришь. Эх, голову такому человеку задурила…

Я так поняла, что он имеет в виду себя. «Такой человек» – это он, Виктор Сергеевич Милютин, за которым бегают учительницы и старшеклассницы.

– Так что насчет завтра? Хочешь, в монастырь съездим? Ты не была? Сорок километров отсюда, дорога, правда, отвратная, но мы потихоньку поедем. И в связи с такой благой целью я даже удержусь, не буду к тебе лезть с поцелуями… Пофотографируем – у тебя в телефоне нормальная камера, кстати, я ей раньше фотографировал. Слушай, как приятно, черт побери, видеть у тебя в руках свой старый телефон. Брусникина, давай я тебе еще что-то подарю из своих вещей! Возьмешь?

Я только покачала головой.

– Что ты, что? Знаешь, кстати… – Он приглушил мотор, перегнулся назад, доставая что-то с заднего сиденья. – Возьми, пожалуйста. Мне так будет спокойнее. Как будто незримо я буду с тобой.

– Что это? – Я с удивлением смотрела на Виктора Сергеевича. – Вы так необычно говорите…

– Сам себе удивляюсь, Брусникина. Считай, стихами с тобой заговорил. Бери, бери… Я его раза три надевал, мне мал, тебе чуть великоват будет, как раз прелести скроет, глядишь, и Веселухин успокоится, когда ничего не видно…