Северная Америка, в отличие от Западной Европы, есть географический двойник России. В этом ее духовное значение для нас. Только до 1492 года русские могли невозбранно списывать все свои недоработки на российские просторы. Смешно, но именно тогда мы этого не делали и очень просторами гордились. А теперь мы списываем на расстояния все свои проблемы, и это очень глупо, потому что американцы таким же расстояниям приписывают все свои достижения. С чего вдруг в одном случае большая страна — хорошо, а в другом — плохо? Потому что США южнее и у них теплее? Но ведь есть еще, словно назло, Канада.
И всё же у американцев нет права ходить гоголем (этого даже Гоголь себе не позволял, оставляя таковое право Пушкину, который этим преспокойно пользовался).
Не надо учить нас, как это бывает сплошь и рядом: мол, не опускайте рук, будьте победителями, личное усилие все превозмогает, проигрывает тот, у кого психология проигравшего, всегда есть возможность что-то изменить к лучшему.
Дудки! Есть непреодолимые препятствия, и самый яркий тому пример сами американцы. Ведь это нация эмигрантов, то есть людей, которые не смогли выиграть у себя на родине, потерпели поражение в борьбе с российскими, английскими или немецкими держимордами, помпадурами, капиталистами и бежали.
Эмиграция есть лишь вежливое название бегства, поражения. То, что эмигрантам пришлось тяжело, — как говорится, их выбор. Как бы тяжело ни приходилось беглецам из Европы, они не возвращались, потому что в Европе намного тяжелее. Никакие засухи и смерчи не сравнятся с тысячелетней традицией конформизма и коллективизма.
Так что американцы — нация неудачников, лузеров («loosers»), которые просто обустроили свою лузу так, что все теперь в нее стремятся. В конце концов, европейцу добиться успеха в Штатах — нет проблем, сплошь и рядом. А кто слышал про американца, добившегося успеха в Европе, ставшего в Европе признанным гением? Американцы, конечно, заявляют, что они вовсе и не стремятся к успеху в Европе, но это все те же эмигрантские заморочки: виноград, мол, сгнил, он нам не нужен.
Что уж говорить про Западную Европу — в России все набеги американцев кончаются для них комически-плачевно, а то и трагически. Не учите меня жить, мистеры, вы на моём месте через месяц бы бомжевали и хныкали. Ни постоянной работы, ни перспектив, ни научных степеней — и не надо. Деньги есть, чувство самодостаточности есть, признание есть (маленькое, но свое). Да что я! Русский народ — и такой, и сякой, а какой бы еще народ выжил бы с таким составом? Конечно, не все выжили (разумеется, речь не о физическом выживании) но кое-кто у нас порой живет так, что лучше, конечно, надо, но и так недурно, часто свято, а иногда даже еще и очень мило. Победить индейцев, победить негров, победить конкурентов по освоению дикого Запада — эка невидаль! Такие победы все равно что поражения по сравнению с победами, которые можно одерживать только в России, только в Старом Свете, — победами над тысячелетними холопством, ложью и ленью.
ОТРИЦАТЕЛЬНО В ОБОИХ СМЫСЛАХ!
Начало Великого поста в России в этом году ознаменовано было двумя выступениями лиц, воспринимающихся как крупные государственные чиновники. Сперва патриарх Кирилл заявил, что цель брака не только деторождение, затем — совсем уже близко к 8 марта (которое в 2009 году совпало с праздником Торжества Православия) иеромонах Димитрий (Першин), сотрудник отдела Московского патриархата по делам молодежи, заявил, что супружеские отношения дело интимное и регуляции извне не подлежит.
Незамедлительно последовал отпор от активистов православия. Свящ. Владислав Свешников заявил, что «норма» всё-таки в полном воздержании от супружеских отношений во время поста. Однако, благословил два раза не воздерживаться:
«Но полагаю, что в тех случаях, когда супруги, живущие в этом отношении нормально, какое-то количество раз — один, два — в течение поста в силу каких-то обстоятельств, которые не всегда можно учесть, преступят, — они, скорее всего, станут относиться к этому с некоторой печалью. В таком случае, мне кажется, будет соблюдена совершенно нормальная ситуация, то есть одновременно будет соблюдено понимание идеала, и в то же время немощь человеческая будет достойна снисхождения».
Можно, конечно, попинать Православие — мол, странная религия, в которой проявление человеческой мощи — а как еще переводить латинское «потенция»? — считается «немощью человеческой». Только Православие вовсе ни при чём, это особенность российской культуры, в которой вообще слово секс заменено на непристойное «супружеские отношения». Как будто отношения супругов сводятся к сексу!
Впрочем, Россия в данном случае лишь воспроизводит архаичный восточный стереотип, запечатлённый у апостола Павла: постом-де лучше воздерживаться от секса и предаваться молитве, но если уж очень «разжигает», то лучше уступить зову плоти.