Читаем Чистая Россия полностью

Пользуются бритвой Оккама так: вот это стол, за ним едят, вот это Бог, Ему молятся перед едой, и не нужно еще выдумывать какую-то «идею стола», которая якобы самостоятельно существует где-то в эмпиреях. Бритвой ее, бритвой — и нет «идеи стола». А вот реальный стол, по нему сколько угодно можно резать бритвой, он не исчезнет.

Оккам очень бы удивился, если бы ему сказали, что его бритвой зарежут самого Бога, но именно так и вышло. Об этом повествует легенда об астрономе Лапласе, который-де заявил самому Наполеону, что для объяснения движения планет ему гипотеза о Боге не нужна. На самом деле, реальный Лаплас ничего такого реальному Наполеону не говорил, но легенду уже не вырежешь, красное словцо никакие бритвы не берут, оно необходимо для неверия.

Так с тех пор и ведётся, что бритвой Оккама пользуются все кому не лень. Всё, что говорит противник, режут как излишнее, без своих же идей и солнышко не подымется. А как же могло быть иначе, как можно было в конкретнейшем принципе использовать такое абстрактнейшее понятие, как «необходимый».

Оккам был в 1328 году отлучен от Церкви за то, что считал необходимым обличать богословские ошибки римских пап и не считал необходимыми деньги (римские папы полагали, что Окккам с нищелюбием переборщил, и здесь, пожалуй, самые яростные ненавистники католичества с понтификами скорее согласятся). Так что бритвой Оккама, может быть, вообще лучше не пользоваться. Пусть его расцветают сто цветов, пусть колосятся бороды, пусть идеальные столы витают в перпендикулярных небесах.

Но кроме бритвы Оккама есть еще и дырка Оккама, и она важнее. Не следует умножать сущности сверх необходимого, но не следует и уничтожать сущности, коли они необходимы. Вот Бог: уничтожил недостающее звено между обезьяной и человеком и тем самым сделал нашу скотскую сущность предметом бесконечных споров. Лучше бы Создатель взял бритву Оккама и вырезал Адаму аппендикс с крестецом.

По закону мировой подлости, дырка Оккама обычно такого размера, что найти ее чрезвычайно трудно: либо очень маленькая, либо очень большая. Это может быть крохотная дырочка в плотине, или в трубе, или в зубе — а как болит, как протекает, как течет! Проповедник может быть и красив, и умен, и образован, и добр — достаточно крохотного дефекта речи, чтобы он стал плохим проповедником.

Это может быть огромная дыра в земле, и тогда про дырку Оккама говорят: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги». Дырка Оккама может быть и отсутствием какой-то абстракции, которую сочли излишней и вырезали бритвой Оккама.

Например, коммунизм по всем параметрам есть замечательная вещь, только он отрицает частную собственность или, как мягко выражаются коммунисты, ставит интересы бизнеса на службу общества. И оказывается, что отсутствие частной собственности создает такую дырку Оккама, что никакая небесная «черная дыра» с ней не сравнится по своей разрушительной силе. Вроде бы всё есть: демократия, рынок, джинсы, кино, а частной собственности нет — и привет! Что свобода слова, если не на что купить бумагу для записи слова, что свобода собраний, если вся земля в городе под рукою градоначальника.

В России это прямо национальный обычай: организуя реформу, изъять какой-нибудь необходимый элемент. И вот все идет сикось-накось, а «реформаторы» оправдываются дыркой: «С приватизацией все было правильно, только... С революцией все было правильно, только... С освобождением крестьян все было правильно, только... С призванием варягов все было правильно, только...»

Только забывают, что люди настолько плохи, что надо принять меры против казнокрадства, и забывают, что люди настолько хороши, что надо доверять их любви к свободе и способности творить больше, чем своему уму. Предпочитают дать пару костылей, не сбивая с ног колодок, — а если человек безногий инвалид, ему дадут один костыль, что ничуть не лучше. А ведь человек по природе своей сороконожка, если судить по количеству костылей, в которых мы нуждаемся, — и дом нужен, и частная собственность, и культур-мультур, и исполнительная власть, и законодательная, и ложка к обеду.

Дырку просверливает трусость, а утекает из нее свобода. Что говорить о всевозможных инквизиторах, когда Локк, автор знаменитого трактата о веротерпимости, написал в этом трактате пару фраз о том, что веротерпимость нужна, только, конечно, нельзя терпеть атеистов. Всё — достаточно! Объявят атеистом всякого, кого захотят подавить, хотя бы он клялся, что верует и в Бога, и в Троицу, и в людской чих и в птичий гам. Заявите, что повинуетесь патриарху всегда, если только он не еретик, — и прощай, патриарх! Наверняка найдется (и находятся, что уж тут греха таить) тот, кто заявит, что церковная власть, не протестовавшая против ГУЛага, — еретическая, а потому ей повиноваться не следует. Или, напротив, были и те, кто заявлял, что церковная власть, протестующая против социалистического перевоспитания преступников, — еретики.

Перейти на страницу:

Похожие книги