Чистая сила

— Ну что, — усмехнулся Ванокин, — будем коробочку показывать? А то — разговоры разговорами, а дело стоит. А время, как я замечаю, идет. И прошу вас, бесценный Владимир Федорович, без этих ваших примитивных реплик обойтись «не дам» да «не разменяю». Деваться вам некуда, а справедливость на моей стороне и, — он перевел взгляд на меня и вдруг подмигнул, — и сила. Так что доставайте вашу заветную коробочку, пересчитаем все аккуратненько в присутствии судьи, да и разойдемся по-хорошему. Мне лишнего не надо. А если что, то я и уступить могу. Но только одно примите во внимание: я так просто все равно не уйду — не за тем сюда шел и не за тем столько сведений о вашей преинтересной жизни добывал. Неужто и документики напрасно собирал. Не должно, чтобы напрасно, несправедливо это. Ну что ж — приступим.

— Сколько вас устроит? — помолчав, с трудом выговорил старик.

— Немного, я думаю, — прищурившись, отвечал Ванокин, словно и спокойно, но с, хотя и не явной, настороженностью. — Это будет зависеть от величины общей, так сказать, суммы, — и, опережая ответ старика, добавил: — В денежном, конечно, выражении.

— Нет, вы меня неправильно поняли, — четко произнося слова, начал старик, — я совсем не о том. У меня есть некоторая сумма деньгами. Это мои деньги, собственные, а не то, что вы думаете. Но их немного. Я могу вам их пере… отдать. Сумма эта — около восьмисот рублей. Больше у меня нет. Если я вам отдам шестьсот, ну, шестьсот пятьдесят, то это бы вас, я надеюсь, удовлетворило бы… хотя бы на первое время.

— Что? — недоуменно, но с явной угрозой воскликнул Ванокин. — То есть, как я понял, вы хотите мне отступное… Не пойдет. Да и как вы могли в вашем этом… уме такое предположить! Вы за кого это меня принимаете? Я что, по-вашему… Не выйдет! Не пойдет! Вы что это — и унизить меня хотели, да еще и при своих остаться? Не выйдет! А ну-ка, доставайте свою коробку — считать будем.

И он, сжимая трость, поднялся. Не сразу, медленно и не сводя глаз с противника, поднялся и старик. Один я еще сидел, не зная, что мне нужно делать, но, чуть только помешкав в нерешительности, встал и я.

Так мы стояли: они друг против друга, через стол, я — позади старика. Не знаю, сколь быстро нарастало напряжение, но одно было ясно: не только к старому разговору не будет возвращения, но и к прежнему положению участников.

Я только слегка подался вперед (совсем без какого-либо намерения, а лишь оттого, что стоял неудобно, касаясь ногами кровати), как Ванокин, не поворачивая головы и только скосив в мою сторону глаза, сказал:

— Предупреждаю, что жалеть никого не буду. И еще предупреждаю, что терять мне нечего и бояться нечего. Стою до конца — пре-дуп-ре-жда-ю!

Я ничего не ответил, лишь громко (как мне показалось среди наступившей тишины) сглотнул.

— Покажешь коробку?! — проговорил Ванокин и повел концом трости, направляя ее в грудь старика.

— Нет у меня, — почти жалобно выкрикнул старик, не двигаясь с места.

Последующее произошло так стремительно, что я не успел ничего со своей стороны предпринять.

— Тогда — получай! — крикнул Ванокин и ткнул старика в грудь тростью; старик раскинул руки и упал на кровать; навзничь.

Ванокин сделал шаг назад, как это делается после выпада в фехтовании.

— У-а-а, — слабо простонал старик.

— Не подходить! — взмахивая тростью перед собой, кричал Ванокин.

Я остался посередине, глядел то в одну, то в другую сторону и все не мог решить — в какую броситься: то ли помочь старику, то ли напасть на Ванокина. Все решил очередной всхлип старика: «А-а-а».

Должен сказать, что даже тогда, сразу, мне бросилось в глаза несоответствие силы толчка тростью со стремительностью падения навзничь; как-то уж очень стремительно рухнул старик, словно его не тростью ткнули, а, к примеру, бревном. Впрочем, в оправдание старику замечу, что много факторов могут говорить и за стремительность: напряжение последних минут, слабость старика, внезапность нападения, крайний, в конце концов, испуг. Так что не берусь оценивать ситуацию, а только пересказываю свои непосредственные (возможно, что и ошибочные, если принять во внимание мою растерянность) ощущения.

Но как бы там ни было, я бросился к старику, боковым зрением следя за маневрами Ванокина. Тот, видя, что непосредственная опасность (а она могла выражаться только в моих действиях) миновала, перестал взмахивать тростью, хотя и продолжал ее держать перед собой в готовности, и отошел еще дальше за стол.