Чистая вода

Мы вошли в крытый рынок и остановились у входа. Дальше негде было яблоку упасть.

— Сперва картошка, — сказал Борька. — Возьмем килограммов двадцать. Хватит недели на полторы.

Мы протолкались к прилавку. Для начала Борька выбрал дородную женщину в ватнике и в сером платке, напоминавшую мешок картошки, поставленный на попа. Подобравшись к ней поближе, Борька ткнул пальцем в груду картошки на прилавке и спросил:

— Почем фасоль?

Выслушав пространное замечание по своему адресу, он ткнул меня локтем и ухмыльнулся. Это было обычным делом. Каждый раз, приди на рынок, он обязательно дразнил кто-нибудь. Уж не знаю, что его больше злило — продавцы или цены. Купив картошки, мы перешли и противоположный конец рынка, к мясному ряду. Я занял очередь. Потом мы услышали крики у прилавка и подошли узнать, в чем дело. Крошечная, седая, как лунь, старушка препиралась с мясником в захватанном халате. Она пыталась снять с весов кость размером с бильярдный шар, только матово-белую.

— Мясо растет на костях, гражданка! — гудел мясник. — Вырастите корову без костей, вам дадут Государственную премию! Не дадут — приходите, я вам дам!

— Скотина, — сказал Борька. Он весь подобрался и, не отрываясь, смотрел на мясника. Потом сказал: — Пошли отсюда.

Мы вышли на улицу, и я сказал:

— Хочешь, понесу сумку?

— Погоди-ка, я, пожалуй, вернуться, — сказал Борька.

— Прекрати, — сказал я. — Что ты ему сделаешь? Пожалуешься на него?

— Как бы не так, — сказал Борька.

— Прекрати. Ты что, спятил? — сказал я.

Глаза у него стали бешеными.

— Пусти, — сказал он. — Эти скоты существуют благодаря таким, как ты.

— Прямо-таки, — сказал я.

— Благодаря тем, кто равнодушно к этому относится.

— С чего ты взял? Меня это тоже возмущает, — ответил я. — Как и тебя.

— Вот и треснул бы его разок по башке, раз тебя это возмущает.

— Вот еще, — сказал я. — Слушай, у нас есть закон и милиция. Для чего они у нас, по-твоему?

— Ты рассуждаешь, как паршивый обыватель.

— А ты считаешь, что треснуть его по башке — значит решить проблему социальной справедливости?

— Пошел ты знаешь куда? — сказал Борька. Но он заметно остыл.

— Пошли, провожу тебя до метро, — предложил я.

— Сначала сходим в столовую пообедать, — сказал Борька. — Ты когда думаешь отдавать деньги за квартиру?

— Не скоро, — сказал я.

— Возьмешь у меня половину?

— Нет.

— Послушай, я правда вам не мешаю?

— Нет, — сказал я. — С чего ты взял?

— Подумал, что ты хочешь жениться на ней, — ответил Борька.

— Если и так, ты будешь жить с нами, — сказал я.

— Нет, — сказал Борька. — Я вернусь в Москву, как только книга выйдет. Сперва уеду на какую-нибудь стройку, когда кончится зима. Заработаю деньги на квартиру. Союз большой.

— Да, — сказал я, — это верно. Куда ты надумал ехать?

— В Сургут. Или куда-нибудь поближе, — сказал Борька.

— А как же твоя актриса? — спросил я.

— Не знаю, — сказал Борька. — Напишу ей, когда надумаю смотаться отсюда. У нее свои дела. Я ей здорово мешал.

— Это она тебе сказала?

— Нет, — сказал Борька. — Это я тебе говорю.

Вечером того дня я возвратился домой с зарплатой, на тридцать рублей превышавшей обычную. Получив ее, я никак не мог взять в толк, почему мне дали эти деньги, покуда Вера Ивановна не сказала: «Это же твоя премия, чудак». В тот день я узнал в профкоме треста, что очередь на кооперативные квартиры состоит всего из шести семей, и все они претендуют на двухкомнатные. Стало быть, поженившись, мы могли получить однокомнатную изолированную квартиру и новом районе; остановка была только за Валиным согласием. Я узнал, в какую сумму станет первый взнос, и подумал, что мать с Андреем одолжили бы мне эти деньги. К тому времени добрая половина треста знала, а остальные, вероятно, догадывались, что на станцию № 6 Валю влекут дела отнюдь не служебного порядка.

— Подумаешь, сплетни, — упрямо выпятив подбородок, заявила она, когда я впервые завел разговор на эту тему. — Меня они нисколько не интересуют. Удивляюсь, почему они беспокоят тебя.

— Потому что ты до сих пор не развелась, вот почему. Давно могла это сделать, — сказал я.

— Я тебе объяснила, что не могу подать на развод. Не желаю, чтобы он думал, будто я сбежала к другому втихомолку.

И, тряхнув головой, она отбросила волосы со лба.

— Ясно, — сказал я. — Пока твой Толик зарабатывает на машину в южных морях, жить со мной ты можешь, а развестись с ним тебе не позволяет врожденная щепетильно сть.

— Не говори так, Игорь, — попросила она тихо. — Когда ты так говоришь, я могу подумать, что ты хуже, чем есть на самом деле.

— Извини, — сказал я. — Но перенести свои вещи из общежития ты, по крайней мере, можешь?

Она ответила:

— Да, могу.