Чистилище. Амазонки Янычара

Денис был почти уверен в том, что если бы звено сохранило прежнюю скорость, у него был бы шанс проскочить под проводами ЛЭП раньше, чем мутанты доберутся по ним до береговой опоры. А так… Получалось, что шесть экипажей рисковали ради спасения одного. Впрочем, когда Кланом руководил Кир, он ввел строжайшее правило – ни при каких обстоятельствах никто никого не бросает. Если нужно, то семеро ждут одного, и никак иначе. Многим это казалось абсурдным и нерациональным, но, как ни странно, выполнение этого правила, вопреки тактической логике, зачастую спасало всю экспедицию, давай ей вернуться в поселение без потерь. Денис в который уж раз подумал, что Дарья нередко поступает именно так, как в той же ситуации поступил бы Кир. Наверное долгожители, или, как Дарья говорит, иммунные, действительно имели что-то общее в генетическом коде, что как-то по-особому настраивало им мозги. И не важно, сама Дарья переняла от матери гены или одно лишь воспитание, но оно ее в любом случае сформировало в огромной степени.

Мутанты продолжали ползти по проводам. Из-за этого натянутые между опорами стальные тросы, казалось, становятся толще с каждой секундой. И эта волна утолщения приближалась с такой же неотвратимостью, с какой приближается убийца в кошмарном сне. Дарья вдруг отчетливо осознала, что ее реальность и реальность окружающих ее молодых людей, не доживающих даже до тридцатилетия, вообще мало чем отличалась от кошмарного сна. Она и скоротечной была, как сон, и населена чудовищами, как самый жуткий кошмар, и вынырнуть из него можно было лишь погибнув. Не эту ли аналогию со сном имел в виду неведомый автор стиха из трех строк, написанного на полях путевого журнала? Может быть, реальность – это просто другой уровень сна? Ведь бывает же, что ты спишь во сне, просыпаешься внутри сна, что-то делаешь, а потом просыпаешься снова. Может быть, и с реальностью так? Может, нам лишь кажется, что мы умираем, а на самом деле просто просыпаемся в реальности более высокого уровня? Может быть, реинкарнации, в которые верили на Востоке, это просто череда разных снов?

Обстановка для подобных философских мыслей была до крайности неподходящей, но очевидность аналогии взбудоражила ее воображение. Когда мы спим, мы ведь уверены, что вся та чертовщина, которая с нами творится во сне, не нарушает никаких законов и, в рамках сна, вполне логична. Мы не осознаем, что спим, когда спим. Так, может, и с реальностью так же? Во сне мы как бы создаем себе виртуальное тело – персонаж сна, с которым себя ассоциируем. Что если и наше тело в реальности, это не более чем иллюзия, просто персонаж сна? А потом мы проснемся, думая, что умираем, и снова уснем, и будет другой сон и другая жизнь. В обычном сне спит разум. Это понятно? А если реальность – это тоже сон, то чей? Может быть, сон души?

И вдруг, словно по волшебству, ветер начал заметно усиливаться. Такелаж затрещал, зазвенел от натяжения. Правые колеса буера едва не отрывались от песка. Скорость тоже заметно увеличилась. За буерами теперь взмывали шлейфы песка и пыли, надолго оставаясь в воздухе рыжими следами.

– Ну и ну! – радостно воскликнул Денис. – Если хотя бы минуту так будет дуть, точно проскочим!

И действительно, карабкающимся по проводам мутантам до берега канала было еще далеко. При таком ветре люди проскочат. Гарантированно. Все воспрянули духом.

– Не расслабляться! – прикрикнула на них Дарья, сама не в силах сдержать улыбку.

Во сне так тоже иногда бывает. Бежишь от какого-то чудища, попадаешь в тупик, и, кажется, нет никакого выхода, а потом вдруг раз, и появляется за углом спасительная лестница. Ощущение было очень похожим.

Но тут реальность дрогнула, словно рябь пошла по воде. Дарья даже несколько раз моргнула, пытаясь отогнать наваждение. Но оно не пропало.

– Смотрите! – выкрикнула она, показывая на облепленную мутантами опору ЛЭП.

Все вытаращились в указанном направлении, тоже с трудом веря глазам. Опора рушилась. Медленно, как в дурном сне, словно падала не в воздухе, а в остывшем сахарном сиропе. Не выдержав веса тысяч мутантов, поржавевший и подточенный песчаными бурями металл в нескольких местах треснул, ослабив всю конструкцию. Какое-то время она еще держалась, но распределение нагрузки происходило не в пользу всей опоры. Стальные растяжки с протяжным звоном лопались, как струны в руках неумелого музыканта, после чего изгибались, вибрировали, скручивались в причудливые спирали, скидывая с себя изуродованных ударом мутантов. Тела сыпались вниз, заклевывая черными точками почти белый песок, но, упав со стометровой высоты, не оставались неподвижными, а как по волшебству начинали стекаться в общую массу, стремящуюся на восток, к несущимся вдоль канала буерам.

Но это было не самым страшным. Толпа мутантов не успела бы догнать разогнавшиеся буеры, если бы не провода. Стальные нити, увешанные мутантами, словно бисером, медленно, но неотвратимо проседали, грозя преградить путь. Стоило им упасть, они бы неизбежно скрутились петлями, образовав непроходимую для буеров запутанную преграду.