– Но это еще не все. Тебя очень настойчиво разыскивал какой-то мужчина лет пятидесяти – так сказала квартирная хозяйка. – Шура выдержал небольшую паузу, словно ожидая какой-то особой реакции собеседника, помимо смеси из любопытства и удивления. Но Лантаров лишь смотрел на него широко раскрытыми глазами. Мысленно он перетасовывал лица – ничего путного не приходило ему в голову.
– Понятия не имею, кто бы это мог быть. Может, мамашин хахаль новый – она любит их менять. Но он хотя бы телефон оставил?..
– Да в том-то и дело, что оставил. Да квартирная хозяйка эта – клуша… Или просто ей никакого дела до тебя нет… Короче, потеряла она где-то эту бумажонку.
– Эта ушлая баба ничего не теряет, – с неприязнью высказался Лантаров.
– Но это не важно. Я почему-то думаю, что это как-то связано с твоей матерью. Так что подумай, может, стоило бы навести мосты с ней… Но это ты сам решишь.
Лантаров с нарастающим раздражением напряженно глядел в угол палаты.
– Шура, матери бывают разные…
– Я знаю.
Спокойный и одновременно многозначительный ответ разозлил Лантарова. «Да что ты вообще можешь знать о моей матери?!» Но говорить об этом не было никакого смысла.
На несколько мгновений в палате повисла досадная пауза.
– Слушай, у меня для тебя еще кое-что есть. Маленький презент от Евсеевны.
С этими словами Шура извлек из сумки небольшую баночку. Кирилл повертел ее, глядя с явным недоумением. На этикетке была надпись: «МЕДОВА СУМІШ. Засіб для підвищення імунітету». Затем опять посмотрел на Шуру, который в это время вытаскивал из сумки еще и пакет с яблоками.
– Что это?
– Это – бомба! – Шура пристроил яблоки на тумбочке. – Евсеевна этим давно занимается – средство проверенное. Это смесь в специальных пропорциях – меда, цветочной пыльцы и личинкового молочка. По чайной ложке утром и вечером – и будешь радоваться жизни.
– Хочешь сказать, от этого кости срастаться будут лучше?
– В том числе. То, что твои кости… мм… срастаются не так быстро, как хотелось бы, – результат общего состояния организма. Вообще, тебе Семеныч должен был сказать об этом – он врач толковый.
– Семеныч-то сказал…
– Чего осекся? Договаривай, – потребовал Шура, не меняя приветливого тона.
– Да так… – мямлил Лантаров, – …просто то, что он говорит, не очень-то понятно. Слишком расплывчато.
Шура ухмыльнулся.
– Не переживай, я с ним уже все детально обговорил. И лично мне все понятно. Так что слово только за тобой. Сейчас я очень четко тебя спрашиваю: ты готов через неделю переехать ко мне? Через пару дней тебя расчехлят, освободят от металла в теле, и все, никто тебя тут не держит.
У Лантарова все сжалось внутри и потемнело в глазах при одной мысли об операции.
– Я – готов. Только как же я поеду, если я ходить не могу?
– Об этом я позабочусь – перевезем тебя, как в загородный филиал больницы. Я с Семенычем уже договорился. Ну, а там Евсеевна – она тоже в своем роде звезда медицины. Я ведь живу в деревне, за сотню километров от Киева. И если тебя не пугает отрыв от цивилизации…
– Отлично. Я готов! – Его голос был похож на писк отважной мыши, которую кошка выпустила из когтей, чтобы немного поиграть, но которая не теряет надежды спастись бегством.
– Слушай, а ты помнишь, отчего поссорился с матерью?
Вопрос Шуры оказался настолько неожиданным, что Кирилл вздрогнул.
«Далась ему эта мать! Вот упрямый, если что замыслил, раскручивает до конца».
Он задумался. Как ни странно, память не обнаружила ничего конкретного.
– Она, понимаешь, всегда лезла в мои дела, намеревалась управлять моей личной жизнью…
– Ну, это все матери пытаются делать…
– Да нет же! Она как-то странно это делала. Пыталась мной руководить, а вот в свою жизнь не впускала. Все время мужиков меняла, а когда я об этом разговор заводил – впадала в буйные истерики. Вообще вела себя, как царица со слугой. Изводила по мелочам. Я постоянно без денег был, и надо было унижаться, просить ее, чтобы вещь какую-то купить. А потом уже я ее стал изводить – в отместку.
– Но это же детские аргументы. А ты – взрослый человек, оформившаяся личность. Ты ее любил хоть когда-то?
Это был трудный вопрос. Лантаров напряженно копался в груде воспоминаний, морщась от боли.
– Не знаю… Временами, наверное, любил. Но ненавидел ее раздраженный менторский тон, ее настойчивое желание лепить из меня что-то такое, от чего меня воротило. А потом она меня бросила.
– Как бросила? Ведь ты говорил, что сам от нее съехал.
– Съехал?! После того, как она меня тысячу раз бросала. В моменты, когда она мне была нужнее всего, я непременно заставал ее с каким-то мужиком в постели. Да она просто всегда предпочитала кого-то другого рядом, только не меня. Это, в конце концов, и убило окончательно мою любовь.
– Но как взрослый человек ты же не можешь отрицать простых вещей: молодая женщина, оставшаяся без мужа, должна как-то обустраивать свою жизнь?
– Да, должна, – нехотя согласился Лантаров, но с возрастающим жаром продолжил: – Но не за счет меня, понимаешь?! Меня слишком часто вычеркивали из жизни. А я не собачка, чтобы бежать возле нее на поводке и вилять хвостом.