Чистилище. Побег

– Я с тобой по-хорошему хочу, потому что ты мне нравишься. Но сам-то ты, видать, хочешь по-плохому, да? Я ведь сказал: кто вчерашнее вспомнит – убью. Прощу только один раз, в память о том, что ты мне в драке с мутами помог. Теперь мы квиты, еще раз оступишься – и больше солнышка не увидишь. Я вообще теперь думать стану: полезен ты для общины или вреден? Вот приятель твой, Валька Хромой, тот просто обуза. А ты можешь нам зло принести, чую. Я буду думать. Но сейчас ты скажешь: как нам выживать? Ты умный, если ты не придумаешь, то кто же?

«Ты, конечно! – хотелось сказать Максиму. – Ты ведь умнее всех, неспроста ведь Главным себя назначил?» Но сказать такое вслух… Андрей сильнее его, и он не шутит. Помощи ждать неоткуда. Люди и вначале признали его власть, а теперь, когда община на краю гибели, вообще только на него и надеются. Вот если бы Максим смог дать им что-то другое… Но он не знал, что делать. И даже не хотел знать. Он хотел уйти навстречу своей судьбе и больше никогда не видеть этих стен, чего бы это ему ни стоило.

– Мы ждем, – сухо напомнил Андрей. – Вот Голова сказал, что самая длинная зимняя ночь позади, он как-то по счету дней это знает. Если не врет, конечно. Значит, середину зимы пережили, до тепла недолго осталось. Протянем как-нибудь, а вот…

– Я такого не говорил!

Максим даже испугался, когда Голова, о котором он успел как-то позабыть, высунулся из-под стола. Все это время он, оказывается, тихо сидел там. Теперь бывший старейшина – или не бывший, он ведь все равно самый старый? – сердито сверкал глазами.

– Я сказал, что после самой длинной ночи приходят настоящие морозы! Это значит, что до тепла все равно еще далеко, хоть половина зимы и миновала. Но если зима – это темное время, тогда половина! А если…

Не спеша прицелившись, Андрей метнул в Голову кость. Он ловко попал, и кость отскочила ото лба Головы со звонким щелчком. Илья прыснул было и тут же скривился от боли.

– Ты тоже меня не слушаешься? Сказано ведь: сидеть под столом и не вякать! Но раз уж ты сам про себя напомнил… – Андрей поднялся и резким движением вырвал топор из руки Вовика, который щепил доски. – Иди сюда. Община устала, община получит свежатинки. Мороженое мясо может подождать.

Голова испуганно юркнул обратно под стол, но кто-то пинком тут же вытолкнул его обратно. Прыгнув через половину «оружейки», Андрей обхватил одной рукой его за шею и прижал к полу.

– Держите ему ногу! – закричал он. – Держите ногу! Все передохнем, ну так ты раньше нас, гадина! Ты довел нас до такой жизни, ты! По частям подохнешь, я тебя еще и жрать заставлю, тварь!

Первым, болезненно морщась и держась за бок, ему на помощь двинулся Илья. Потом кто-то еще… Максим вскочил и выбежал вон. Он был противен сам себе. Надо, надо было вмешаться… И умереть. Но Максим слишком хотел дожить до весны и уйти навстречу жизни или смерти, но своей собственной. За дверью он едва не споткнулся о лежащего на полу Косого. На нем, казалось, живого места не было.

– Что там? – хрипло спросил он.

– Андрей Голову рубит. Топором.

– А кому рубит голову?.. Ах, этого Голову! – Косой закашлялся и отхаркнул кровь. – Пусть рубит. Макс, мы должны помочь Андрею. Иначе всем конец. А я хочу жить, понял? И ты хочешь, я знаю. Помоги нам, и тогда выживем. Хоть втроем, а выживем! Он верил, что ты посоветуешь что-нибудь, когда проснешься. Ты же умный, Макс. Темнишь только все время. Ты должен помочь.

Ничего не ответив, Максим перешагнул через него и побрел сам не зная куда. Сделав круг по подземному ходу, где в свете редких факелов мелкие выламывали доски из пола, он незаметно для себя очутился в трапезной. За столом, с самого края, сидел Валька и огладывал кости, оставшиеся с прошлого раза. Напротив него ссутулилась на скамье Алка, через всю щеку у нее тянулась глубокая царапина.

– Я очень хочу есть! – сказал Валька в ответ на невысказанный вопрос Максима. – Больше у нас ничего нет. На стене еще одна девочка замерзла ночью. Вот, мяса все больше, и… И все. Больше ничего нет.

– Так нельзя, – всхлипнула Алла и только тогда Максим понял, что девушка плачет. – Ну ладно еще муты, хотя и это нехорошо! Вы же сами как муты станете, людоедами!

– Я бы не стал! – Валька отшвырнул кость, едва не попав в дремавшую у печи Машу. – Но что делать, что? За стеной зима и озерные! Или умирать, или есть!

– Значит, я умру, – твердо сказала она. – Можешь меня съесть, Валя. Я не обижусь.

Максим рассеянно взял с деревянного блюда кость и уселся рядом. Кость была холодной и начисто обглоданной. Кому она принадлежала? Наверное, кому-то из мелких. Но если бы у общинников была возможность пойти к месту боя и забрать тела, то они не упустили бы случая запастись пищей впрок. Имела ли Алла право их осуждать? Нельзя запрещать людям бороться за свою жизнь до конца. Или все-таки можно? У него начала болеть голова то ли от голода, то ли от вопросов, на которые он не знал ответа.

– За что нас так? – спросил он. – Старшие погибают, обращаются. В старом мире они жили и копили знания. С ними советовались, они учили, как жить. Теперь ничего нет, мы одни.