Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник)

Конечно, я обиделся. Но продолжалось это недолго. Павел Кузьмич Шмаков сразу взял взвод в руки. Приказал всем побриться, заштопать обмундирование и группами по пять человек помыться в Дону. Не спрашивая ничьего разрешения, сходил к дороге, привел подводу и двух красноармейцев. На подводе лежал ящик патронов, забитый пылью пулемет Дегтярева и небольшой рулон портяночного полотна. Мы выбросили истлевшие портянки и с удовольствием обмотали ноги мягким хлопчатобумажным полотном.

Слой налипшей глинистой пыли покрывал пулемет, словно панцирем. Наверное, только потому с ним легко расстались и отдали Шмакову. Затвор не двигался, хотя я дергал изо всех сил. Его пришлось разбирать, обдать часть деталей кипятком и лишь затем протирать и смазывать. Таким образом во взводе появился еще один «дегтярев». Наладилась кормежка. Главная заслуга принадлежала комбату, но не дремал и новый взводный. Специально выделенные бойцы приносили свежие огурцы, яблоки, даже молоко. Во взводе прижился дядя Захар. Это означало, что фельдшер признал нового командира.

В один из первых августовских дней нам объявили приказ Верховного Главнокомандующего Сталина И. В. № 0227 от 28 июля 1942 года.

Самое большое впечатление производила непривычно-правдивая оценка ситуации. Говорилось, что в связи с захватом врагом огромной территории мы не имеем преимущества в ресурсах перед врагом и должны во что бы то ни стало остановить его.

Батальон выстроили на рассвете в балке, спускающейся к Дону. Это была уже совсем другая воинская часть. Сократилось количество людей, выгрузившихся месяц назад на станции Борисоглебск. Из трех командиров взводов нашей роты не уцелел ни один, рядом с Рогожиным стоял новый политрук. Вторую роту, недавно сокращенную, формировали снова. Она оказалась вдвое меньше, в строю стояли всего десятка два человек, да и наша рота, даже пополненная окруженцами, не насчитывала и полусотни бойцов. Нас не спрашивали, все ли понятно насчет приказа. Любая болтовня не по делу позволялась лишь политработникам высокого уровня. Комиссар батальона решил оставить за собой последнее слово.

– Товарищи командиры и бойцы. Я очень надеюсь, что все отчетливо представляют…

Комбат сморщился, как от кислого, выслушал еще несколько фраз и перебил комиссара:

– Все хорошо представляют, что такое современная война. Пользуясь случаем, проведем строевой смотр. Командиры взводов, два шага вперед, марш!

Начался смотр. Как ни странно, нужная вещь, даже в той обстановке. Комбат обходил одно подразделение за другим, громко задавал вопросы. Оказалось, что в батальоне довольно много автоматов, но патронов к ним не хватает. По неполному диску на ствол.

– Сдать часть автоматов в обоз, – приказал комбат. – За счет сданных стволов пополнить боезапас остальных.

Он осмотрел три взвода нашей роты. Первому взводному сделал замечание насчет рваной формы, небритых подбородков, раздолбанных сапог.

– Починим, – бодро отозвался лейтенант. – Не менять же их на ботинки с обмотками.

Комбат ничего не сказал в ответ, обронил несколько слов насчет укомплектованности второго взвода, затем подошел к нам. Старшина Шмаков стоял именно в ботинках с обмотками, и строевику-комбату это не понравилось. Он гордился своим батальоном и хотел, чтобы мы отличались от других частей.

– Временно исполняющий обязанности командира взвода старшина Шмаков, – представился Павел, едва не запутавшийся в названии своей должности.

Комбат оглядел нас. Видимо, ему понравился внешний вид бойцов, почищенное оружие.

– Временно… нет у нас времени. Товарищ Рогожин, если старшина Шмаков справляется со своими обязанностями, назначайте его командиром.

– У меня нет таких полномочий.

– Считай, ты их получил, Иван Терентьевич.

Затем снова обратился к Шмакову:

– Вы ведь воевали, товарищ старшина?

– Так точно. С января сорок второго года в 188-й стрелковой дивизии.

– Вам есть чему поучить молодых бойцов, не правда ли?

Павел Шмаков смутился, но сказал, что думал:

– Я только в вашем батальоне свой счет открыл. До этого отступал да в госпитале лежал.

– Шмаков скромничает, – вмешался Рогожин. – Он танк подбил.

– Так и продолжайте, – кивнул комбат. – За вражеский танк медаль положена, но какие сейчас награды! Тем не менее выношу благодарность.

– Служу трудовому народу! – как и положено по уставу, ответил новый командир взвода.

Глава 4 Мы отступаем

Первую немецкую листовку я подобрал в те августовские дни. До этого избегал, за их хранение грозили отдать под суд. Отдельные слова остались в памяти. Вроде зверского большевистского террора, который принес нечеловеческие лишения. Провозглашался мир европейско-азиатских народов.