Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник)

До серой громады дота оставалось метров семьдесят. Главная амбразура с крупнокалиберным пулеметом перемалывала взвод Бызина. В сторону первого взвода Маневича вел огонь легкий пулемет из низкой амбразуры, наполовину утонувшей в снегу.

– Луговой, бери помощника и дуй к мелкой амбразуре.

– Кого брать?

– Музыканта бери, пусть сыграет напоследок. Бегом!

Гриша Сечка затравленно глядел на Ходырева в поисках защиты. Ведь только он умел так душевно играть «Прощание славянки», всегда помогал Ходыреву, а его заставляют ползти сквозь колючий снег навстречу пулемету. С Маневичем было сегодня опасно спорить, он был слишком раздражен и не терпел возражений.

Луговой и Сечка вымахнули из траншеи и торопливо поползли, буравя свежевыпавший снег. Они то сближались, то отдалялись друг от друга, удлиняя расстояние, и спасал их пока взвод Бызина, сцепившийся в ближнем бою. Наконец Луговой, слегка подняв голову, бросил гранату и снова спрятался в сугроб. Сечка подполз ближе и швырнул РГД точнее, возле самой амбразуры.

Ждать дальше было нельзя. Маневич дал сигнал, и взвод, рассыпавшись, побежал изо всех сил. Пулемет сверкал навстречу частыми вспышками, люди падали один за другим. Боец, подскочивший поближе, стрелял из винтовки в амбразуру, но дуэль складывалась не в его пользу. Пулемет лишь слегка довернул ствол в сторону смелого бойца и сбросил его на снег вместе с треснувшей пополам винтовкой.

Положение отчасти спас Ходырев. Понимая, что терять нечего, он забежал сбоку, получил ранение в руку и, не обращая внимания на боль, высадил с расстояния десяти шагов остаток диска в узкую длинную амбразуру. Взвод обтекал дот, а Маневич поднял за шиворот из снега Лугового. Пышные усы бывшего танкиста-ремонтника топорщились, он пыхтел, а в одной руке продолжал сжимать неиспользованную гранату.

– Бросай! – кричал Маневич, который, кажется, совсем потерял самообладание.

– Куда? – растерялся Луговой. – Там наши.

– Какие тебе наши… припороть бы тебя, сучонка, здесь же!

Гранату из напряженной руки Лугового вытащил Гриша Сечка и запустил в бурьян. Саперы, окружив дот, крепили связки толовых брусков. Появился Елхов и, собрав уцелевших бойцов, показывал в направлении траншей:

– Брать и не медлить! А эту глыбу вашими брусочками не возьмешь.

– Пока не уничтожим, к траншее не прорвемся, – воскликнул лейтенант-сапер.

– Действуй и не телись.

Саперы швырнули в амбразуру склянку с горючей жидкостью, им ответили стрельбой из других амбразур. Кто-то шарахнулся прочь, лейтенант-сапер схватился за простреленную щеку.

– Убили, что ли? – со злой ухмылкой спросил Елхов. – Эх, минеры-саперы… Борька, забирай тол, гранаты и лезь наверх. Максима Лугового с собой захвати, пусть проветрится.

Уже рассвело. Закопченный дот был покрыт многочисленными щербинами от попаданий пуль и осколков. Снаряд вывернул комок бетона из закругленного угла. Огромный дот чувствовал себя вполне уверенно, внутри погасили начавшийся было пожар и вели беглый огонь из всех амбразур.

Бойцы стреляли в ответ, не давая врагу целиться. Стояла суета, которую следовало кончать и продвигаться дальше. По скользким поручням вскарабкались вверх. Массивный люк был захлопнут, рядом торчала вентиляционная труба. Одну за другой принялись швырять в нее гранаты, они слабо хлопали внизу, поднимая выхлопы дыма и серой копоти.

Двоих саперов подстерегли и срезали очередью из смотровой щели. Оба бились на снегу, Маша перевязывала их и едва не угодила под автоматную очередь. Лейтенант с простреленной щекой свистел и тяжело вздыхал, вытаскивая из кармана дымовые шашки.

– Вот шесть штук на всякий случай брал… пригодились.

На крыше дота стало опасно. Ее обстреливали с соседнего холма, пули чиркали по бетону, звякали о трубу. Лейтенанта снова ранили, на этот раз в живот. Потеряв голову, он полз к краю, собираясь нырнуть прямо в снег, заваленный обломками кирпича и железяками.

– Стой, куда, – удержал его Ходырев, – разобьешься, лежи здесь. Где остальные шашки?

– В кармане.

К плоской крыше дота уже пристрелялись. Третья пуля добила сапера, отчаянно заматерился Сечка и схватился за голень.

– Всех убьют! – кричал он и полз на край крыши.

Максим Луговой затравленно озирался, ожидая, когда ранят или убьют Ходырева. Тогда можно будет прыгать вниз и ему. Но сержант зажигал одну за другой шашки и совал их в вентиляционную трубу.

– Теперь свои зажигай, – скомандовал он, показывая на две шашки в руках Лугового.

Спички отсырели, Максим нервничал. Очередь прошла рядом, звякнула о трубу. Тогда бывший капитан сунул обе шашки в трубу, не зажигая их, и спрыгнул вниз. Из отверстий валил ядовито-желтый дым. Из люков выскакивали защитники дота, не покидавшие свое укрепление до последнего.

Они стреляли налево и направо, прокладывая путь к отступлению. Сергей Маневич ловил их на прицел, стоя возле дота.

– Серега, берегись!

Непонятно, кто это крикнул, но белорус запоздало обернулся. Бежавший немецкий солдат выстрелил в упор, перескочил через тело и спрыгнул в траншею.