Чистилище. Живой

Ворота сорваны с петель и искорежены гусеницами. Пепелище. Бетонные дома уцелели, но выгорели. Впечатление было, что их облили снаружи… Ну конечно же! Тут поработали напалмом. Ангар-лаборатория сгорел дотла, остался лишь черный остов квадроцикла, который пытались отремонтировать парни, да остатки плотницких станков. Столовая, школа, детский сад – все походило на обугленные кочки с провалами окон. А люди? Где все? Неужели…

Выбежав на присыпанную пеплом землю, он едва не наступил на детское тельце. Его объели животные, и невозможно было понять, кто это: старший сын Кати или кто-то из близнецов. А остальные? Не веря своим глазам, он будто в дурном сне оббежал все строения…

Братская могила была в храме, который уцелел, но закоптился. Людей согнали сюда и подожгли. Андрей стал сбивать замок на двери. Как давным-давно, чувства отключились, иначе он сошел бы с ума.

Он достал их всех – целыми и по частям. Взрослых сложил отдельно, детей отдельно. Пересчитал и схватился за голову: не выжил никто, даже детей не пощадили.

Андрей не сомневался, что это сделали чистые. Ворота протаранил танк и сорвал с петель, вот зазубрины гусениц на асфальте. Андрей выпрямился. Зараженным незачем уничтожать такое удобное для жизни место, убивать женщин тоже незачем.

Это он навлек беду на тех, кого любил. Не стоило встречаться с чистыми и рекламировать достижения. Чистые поверили ему и пришли за утраченными технологиями, забрали все нужное: книги, технику, инструменты, а ненужное облили выдохшимся бензином и сожгли. Для них зараженные – не люди, а опасные дикари, когда он был в плену, они сполна продемонстрировали свое презрение.

Не выходя за ворота, он рухнул на колени, закрыл лицо руками и замер так, отказываясь принимать происходящее. Андрей умер вместе с ними и уже не воскреснет. Если он… точнее, этот человек переживет сегодняшний день, завтра он станет кем-то другим.

Затрещал обгорелый малинник, но человек, стоящий на коленях, не стал убирать рук от лица. Ему было все равно. Огромная собака метнулась к нему, повалила на спину и принялась тыкаться носом в шею, вылизывать лицо и скулить, как брошенный щенок. Человек не сопротивлялся, лежал некоторое время, раскинув руки. Когда собака успокоилась и улеглась рядом с ним, поднялся на локтях, потеребил белую манишку на ее груди и сказал:

– Привет, Грета. Ты пытаешься спасти человека, который забрал тебя сюда из заброшенного супермаркета? Глупая. Ты опоздала и спутала его с другим. Меня зовут Фридрих. – Он встал и зашагал в лес, хлопнул себя по бедру. – Ко мне! Идем отсюда.

Огромная собака потрусила следом. Человек пока не знал, куда он идет и зачем. Сегодня для него наступила ночь. Но ночь не длится вечно, когда-нибудь солнце взойдет, недаром же судьба даровала ему долгую жизнь и знание, что где-то есть такие же, как он.

Эпилог Много лет спустя

Сначала Марк бежал вместе с мамой, держа ее за руку. Когда он оступался, мама поднимала его рывком, из-за чего сильно болела рука, но он не жаловался. Потом, когда начался лес и Марк падал от усталости, взяла его на руки, прижала к себе так, что стало больно дышать. Зато он видел, что сзади только сосны, елки да зеленые поляны. Плохие люди если и гнались, то сильно отстали.

Мама дышала часто и тяжело, Марк чувствовал, как под курткой колотится ее сердце.

– Там нету никого, – проговорил он, мама же словно не слышала его.

Что с ними собираются сделать плохие люди, он не знал, а мама не объяснила, и Марк думал, что – съесть. Как только он представлял, что его и маму будут есть, сразу очень хотелось зареветь, но он крепился, потому что плакать – стыдно, только девчонки ревут и малыши, а он уже большой, ему целых пять лет.

Вскоре лес сделался страшным, как в порванной книжке про Бабу Ягу: сосны скрючились, березы торчали черными палками. Марка трясло, он хотел помочь маме, но понимал, что тогда они будут идти медленно. И вообще, мама сильная, она уже долго тащит такого большого парня, значит, должна победить плохих людей. Да и он поможет ей победить, кааак возьмет палку! Правда, еды у них было мало, Марк был тощим, потому что недоедал, и все дети дразнили его глистом или жердиной, а взрослые говорили «не жилец».

Мама задышала хрипло, шумно, выронила его на замшелую кочку, он покатился по поляне, вцепился в траву, уставился на маму. Она стояла на четвереньках и трясла головой, как собака, которая отряхивается. А еще она рычала.

Любой ребенок знал, что рано или поздно родители превратятся в монстров, которые попытаются его сожрать. С малолетства это вдалбливалось в каждого. Потому Марк не бросился на помощь маме, а попятился и огляделся, выбирая место, куда лучше от нее спрятаться. Она, конечно, бегает быстрее, но мама устала, а он – нет. Когда она взревела совсем уж по-звериному, Марк рванул в сторону темного соснового леса.

Он не оборачивался, но знал, сейчас мама поднимается с колен, она очень голодна, и если догонит его, то съест живьем. Она уже ничего не соображала, как дикая собака.