Чистильщик

Оксана с легкостью вспорхнула с пола, радостно сверкая глазами, и, напевая какую-то победную мелодию, отправилась в ванную. Вот тебе и психоаналитичка с евродипломом! Такому неотесанному мужлану, как ваш покорный слуга, не стоило совершенно никакого труда, чтобы убедить это интеллигентное утонченное создание в отсутствии каких-либо левых стремлений на сексуальной почве и наличии примерной преданности одному объекту вожделения – при всем при том обратите внимание, что этот объект сам частенько бывает падок на вышеуказанные стремления и совершенно не склонен к ранее упомянутой преданности!

Примерно минут через сорок я проснулся в холодном поту, обнаружил себя на холодном паркете, а еще обнаружил, что психоаналитичка, насвистывая какой-то легкомысленный мотивчик, накладывает макияж перед трюмо у себя в спальне – дверь была распахнута настежь. Я зарычал спросонок и сообщил Оксане, что уже готов к вечернему приему пищи:

– Жрать хочу, женщина!

– Время пять минут – на душ и одевание, – немедленно отреагировала Оксана. – И едем в кабак. Давай, в темпе – я за это время как раз наштукатурюсь.

Я слегка сник и вяло поплелся в душ. Надо вам сказать, что Оксана, при всех ее выдающихся достоинствах, совершенно не умеет и не любит готовить. Проживая в Европе, она питалась в кафе и ресторанах, а попав на родную землю, не пожелала избавляться от этой привычки. Когда мы ночуем под одной крышей, психоаналитичка обычно снисходит до приготовления завтрака (яичница с колбасой) – далее ее кулинарный талант не распространяется.

В данной ситуации перспектива ехать куда-то в город мне совершенно не улыбалась. Я бы предпочел остаться дома и никуда не выходить вообще – здоровое стремление как можно дольше не встречаться с сородичами воткнувшегося давеча башкой в асфальт мамеда однозначно предписывало так и поступить. Выйдя из душа, я сообщил готовой к отправке психоаналитичке:

– Вот что… Давай-ка я сам приготовлю ужин из того, что у тебя есть, и на этом остановимся. Что-то мне не хочется сегодня никуда ехать…

– Мы поедем в «Тюльпан», – мгновенно сориентировалась Оксана и лукаво ухмыльнулась, – там азеров не бывает – ты же знаешь!

Я чуть не поперхнулся. Да, действительно, в «Тюльпане» мамеды не водятся. Им там не климат. Потому что завсегдатаи «Тюльпана» не любят шумных и горластых азеров, норовящих в процессе гудежа всячески показать свою удаль молодецкую. А завсегдатаи «Тюльпана» – местные деловые и центральная братва – это тот самый кабак, где меня полгода назад угораздило познакомиться с Оксаной при весьма нестандартных обстоятельствах.

– Кхм… гхм! – Я сделал сонное лицо. – Мне нельзя ссориться с центральной братвой, радость моя. Мы еще не разрешили небольшой конфликт, в ходе которого я неосторожно помял там одного…

– Не надо ссориться, – согласилась Оксана, подавая мне брюки. – Мы аккуратно подъедем с заднего входа, пройдем в кабинет, посидим как следует, таким же образом ретируемся – никто и не узнает о нашем присутствии. Безопасность вашего неприкосновенного тела я вам гарантирую, шевалье! – Оксана потыкала пальцем в сторону настенных часов и сделала круглые глаза: – Давай живее, трусишка! Я такси вызвала – будет с минуты на минуту!

– Пока будем заказывать кабинет, пять раз нарисуемся, – как бы между прочим сделал я последнюю попытку отстоять свою точку зрения, не особенно торопясь натягивать брюки. – Тебе в любом случае придется мэтра вызывать на задний двор – это еще больше подозрения вызовет…

– Я заказала кабинет, – безжалостно сообщила Оксана, протягивая мне рубаху, которая оказалась выглаженной. – Так что – как ни крути, ехать придется. И кстати – если у тебя все в порядке со слухом, ты должен был услышать, как десять секунд назад бибикнуло подъехавшее такси! Так что – поторопись…

В «Тюльпане» все получилось как обещала: мы тихо подъехали к заднему двору, аккуратно прошли на второй этаж, уединились в уютном кабинетике с видом на ночной город и, вызвонив по телефону официанта, вскоре получили все, чем так славился этот не совсем благополучный в плане сохранности витрин кабак. В течение двух часов мы недурственно поужинали и от избытка чувств, отчасти вследствие пережитой днем передряги, нализались до устойчивой икоты и утраты ориентации в пространстве.