Чисто научное убийство

Роман это понял, значит, мне меньше придется объяснять. А другие? Этот Липкин, он тоже так вот просто принял идею об альтернативном Песахе Амнуэле, истинном убийце? А суд, до которого мой сосед и друг все-таки намерен меня довести? Суд тоже примет такую версию? А Рина с Михаэлем? Им придется жить, зная, что муж и отец…

А Люкимсон, тварь, доносчик? Типичный экземпляр настоящего совка, наверняка его отец в тридцать седьмом или сорок девятом донес не на одного бедолагу, и сын впитал это свойство характера с генами. Ясно, что Люкимсон, внимательно выслушав мои воспоминания, тут же позвонил в полицию. Иначе откуда Роману знать мотив? Он мог узнать его только от меня-первого или от меня-второго.

Или от второй Айши, той, с короткой стрижкой, которая по каким-то причудам физических полей оказалась в нашем мире?

Преступник, который одновременно является и жертвой самого себя, — вот самый странный случай в истории криминалистики. Если бы Роман не схватил меня за штаны, когда я уже перебрался через барьер, от скольких юридических сложностей он избавил бы себя… И мою семью — от унижения. Это было бы по-дружески и по-соседски.

Правда… Роман мог рассуждать и иначе. Он не сможет предъявить суду меня-второго, и тем более — вторую, живую Айшу. Мои воспоминания он интерпретирует иначе. Раздвоение психики. Шизофрения.

В каком, собственно, отделении я нахожусь? В терапевтическом? В хирургии? Или в психиатрии?

И почему я не подумал об этом раньше? Не о втором мире, реальном с точки зрения фантастики и фантастическом с любой реальной точки зрения, а о втором мире собственного сознания. Может, я просто…

И экспертиза признает меня не способным отвечать за свои поступки. Не будет суда, не будет приговора. Меня станут лечить…

Ерунда.

Уже то обстоятельство, что я так спокойно рассуждаю о собственном сумасшествии, доказывает, что я нормален. И наконец, где логика? Флакончик с шипами, в том числе и отравленным, реальность. Ранка под лопаткой Айши Ступник — реальность, и ее смерть — вовсе не плод моего воображения. Откуда я взял отравленный шип? В Париже нашего мира нет аптек, где отравленные шипы продают без рецепта.

Я здоров, и мир-два реален, и Роман это, наконец, понял. Но понял он и то, что убедить прокурора и судей не сумеет, и принял единственно верное решение — объявить меня сумасшедшим. Роман спасал мою репутацию, избавлял от суда, и себя спасал, свои следственные действия приводил в соответствие с обычной полицейской логикой.

А если я буду против? Если я расскажу все? Все детали того, второго Парижа — точные детали, которые невозможно придумать?

Почему невозможно? В разрушенном сознании шизофреника могут возникнуть любые картинки, в том числе — с такими непридумываемыми деталями… Роман это знает, прокурор это знает, судьи это знают. А эксперты приложат к заключению свою печать.

И выхода нет.

Интересно, подумал я, на каком этаже находится моя палата? Судя по тому, что в окне видно только ослепительно голубое небо, достаточно высоко. Именно — достаточно.

Надеюсь, что Рина с Михаэлем не дежурят в коридоре, дожидаясь, когда смогут меня увидеть.

Я попробовал приподняться, и на этот раз мне удалось. Палата была небольшой, от двери до кровати всего два шага, столько же до окна, и если кто-то войдет, а я еще не успею… Я сейчас слишком неповоротлив. Может, дождаться ночи? Все будут спать, внимание ослабнет… Нет, вечером вместе с физиологическим раствором мне наверняка вкатят снотворное. Откладывать нельзя.

Я выдернул из локтевой вены иглу — это было неприятно, но за последние сутки я привык к неприятным ощущениям. Опустил с постели ноги — плитки пола были ледяными, будто вода в арктическом море. Пошарил ногами в поисках тапочек, но эта роскошь для меня была, видимо, не предусмотрена. Ну и ладно, все равно недолго.

Меня повело в сторону, пришлось ухватиться за спинку кровати. Шланг от капельницы болтался перед моими глазами, как веревка виселицы, не было только петли. Солнце ослепило меня, я сделал шаг от кровати, пришлось лишиться опоры, и, к тому же, я понял, что окно закрыто, иначе жара в палате была бы невыносима, почему я не подумал об этом раньше, куда пропала моя логика, что делать теперь, если я не сумею…

Нет, это оказалось легко. Раздвижные рамы перемещались, как поезда монорельса, уличная жара ударила меня в грудь, будто молот по распятой на наковальне букашке. Хорошо, что я держался за подоконник, иначе даже этого ничтожного давления жаркого воздуха хватило бы, чтобы послать меня в нокдаун.

Но перелезть… На это у меня сил не осталось.

Солнце пришло на помощь, протянуло свои лучи, и я поплыл по светящимся волнам.

И перед тем, как погрузиться с этот, ставший почему-то черным, свет с головой, я опять вспомнил мотив.

Не тот, который имел в виду Роман. Настоящий. Картина убийства вновь — второй уже за сегодня раз — возникла перед глазами с очевидной четкостью, и я успел подумать, что теперь-то я ее не забуду…

Глава 13 Вторая версия