Теперь – «власть имущие», о которых мы, журналисты, тоже пишем и говорим. «Имущий» – это понятно. Совсем не то, что «неимущий». Если «неимущие» – это бедные, то «имущие» – наоборот, богатые, состоятельные, имеющие что-то. В нашем случае – власть. «Имущие» власть, или, если поменять порядок слов, «власть имущие». Слово «власть» здесь ни в коем случае не склоняется! «Есть власть имущие», «нет власть имущих», «обратитесь к власть имущим», «пишем и говорим о власть имущих». Слово «власть» стоит здесь не на жизнь, а на смерть, не желая изменяться. И об этом нам стоит помнить, когда пишем о «властях предержащих» и «власть имущих»: по сути об одном и том же, но несколько по-разному.
Военачальник
В языке нет ничего лишнего. Так мы привыкли думать, и правильно привыкли. Все-таки язык – это система, и всё в нем подчиняется жесткой целесообразности. Хотя, с другой стороны, без некоторых излишеств не обходится и тут: иначе зачем нужны разные дублирующие формы, многочисленные синонимы? Казалось бы, существует какое-то одно слово для обозначения одного понятия или предмета – и хватит. Так нет же: нам подавай варианты, возможность выбора…
В результате некоторые слова мы произносим несколько неправильно. А точнее, добавляем туда что-нибудь лишнее: где слог, где звук. Это часто происходит, например, со словом «военачальник». Его любят произносить так: «военоначальник».
Заметьте, «но» здесь решительно лишнее. Стремление вставить лишний слог объяснимо – выстраивается некая цепочка: «военный» – «военный начальник» – и переход к «военоначальнику». Однако надо сдержаться и сказать правильно, «военачальник».
Иначе будет как с «остекленением» балконов. Да-да, такой вариант встречался мне не раз. Лишний слог «не», и вместо «остекления» – «остекленение». Хотя «остеклить» что-нибудь и «остекленеть» – как вы понимаете, разные вещи. Балконы остекляют, процесс этот называется «остеклением», и в результате балконы становятся «остеклёнными».
«Военачальник», «остекление».
Лишнего нам не надо, но и терять ничего не стоит.
Возраст
Пять лет человеку, пятнадцать или пятьдесят – он ждет праздника. Ему кажется, что обязательно должно случиться нечто необыкновенное. И возраст тут совершенно ни при чем: этому «синдрому праздника» подвержены люди всех возрасто́в… или во́зрастов?
Нет такого слова – «возрасто́в». Есть слово «во́зрастов» – родительный падеж множественного числа от слова «возраст».
«Итак, праздника ждут люди всех во́зрастов». «Во́зрастами это не определяется». «И не в во́зрастах тут дело».
Наверняка гораздо чаще вы слышите совсем другое произнесение. Знайте: словари против этого самого «другого» решительно возражают. И даже не самый строгий Орфоэпический словарь под редакцией Р. Аванесова ставит возмущенное «не рекомендуется!» рядом с формами «возраста́», «возрасто́в». Он напоминает, что «во́зрастов» – куда как лучше.
Тут нам пригодится классик: припомните пушкинское – «любви все во́зрасты покорны». Во́зрасты, во́зрастов, во́зрастам, во́зрастами…
Кстати, если уж мы заговорили о во́зрастах, вспомним тех, кто еще не достиг почтенного возраста, у кого всё впереди, – о подростках. А вспомнив, попытаемся образовать прилагательное. Заглянем в словарь и обнаружим в нем слово «подро́стковый». Или все-таки «подростко́вый»?
Могу вас обрадовать: Словарь ударений Ф. Агеенко и М. Зарвы разрешил ставить ударение на третий слог в слове «подростко́вый». «Подростко́вая одежда», «подростко́вый доктор», «подростко́вый жаргон» – всё это теперь «подростко́вое». Еще относительно недавно произносить «подростко́вый» категорически не рекомендовалось, хотя такое ударение и было распространено повсеместно. Словари возражали, предлагая нам исключительно вариант «подро́стковый».
Теперь всё законно, и можно говорить «подростко́вый».
Волапюк
Волапюк – так обычно называют неграмотную речь, тарабарщину. Но это значение – вторичное. Потому что исконное значение этого слова – язык, первый международный язык! Вполне законченный, реальный язык международного общения, который был разработан еще до эсперанто. Так же как эсперанто, он не стал общеупотребительным, и тем не менее он был.
Волапюк разработал в 1880 году немецкий языковед И. Шлейер. Принцип был такой: говорить, как писать, а писать, как читать. Ударение в слове – всегда на последний слог. Слова складываются, как из кирпичей, из английской, французской, немецкой и латинской лексики. Понятно, что использовались не целые слова, а только их части.