Чисто семейное убийство

— Я просеиваю. Муку через сито. Ну, Надя, мне с вами нравится. Мы даже с Димой уже подружились. Мы вместе болели за нашего человека — Павлика Буре…

— Так, я устраиваю тебя на работу, и ты выметаешься из нашей квартиры!

— Эти вопросы в доме решает хозяин, — с достоинством ответил Яша и обиженно отвернулся. — Впрочем, по поводу работы — может быть, может быть… — пробормотал он, задумчиво пробуя гречневую кашку.

Да, так мелко и навязчиво меня еще не шантажировали! Выкинуть на улицу — было, оставить без денег — тоже да, в конце концов — умертвить при помощи колюще-режущих, эфиросодержащих и огнестрельных предметов. Но заполнить подобную красоту излишками жира — такая извращенная месть могла прийти в голову только любящему человеку.

— Разговор не окончен, — пообещала я, надеясь на Димино благоразумие.

— Интриганка, — огрызнулся Яша. — Не порти человеку нервы, у него ответственная государственная служба. Ему надо хорошо питаться. А что можешь ты, если не считать котлет из моркови и ссохшихся бутербродов, которыми ты снабжаешь ребенка?

Я выдержала паузу и отказалась принимать пищу из Яшиных рук. Идея поставить Тошкина в качестве навеса над торговцами соевыми и другими бобы содержащими продуктами не оставила меня просто так. Первые эксперименты я, как человек долга, производила на себе. Вес мой, конечно, нормализовался, я, как человек публичной профессии, городская гордость, не могла себе позволить лопнуть под ехидными взглядами тех, кто успел выйти замуж за моих мужей. Но характер вконец испортился, а кожа покрывалась пятнами при одном взгляде на поедаемую продукцию. Наконец мои мужчины обратили внимание на мое нервное и телесное истощение.

— Надя, ну мы же не можем выкинуть человека на улицу, — ласково сказал Тошкин, замечая, каким охотничьим азартом наливаются мои глаза при виде портрета Голды Меир. — Это все-таки не чужой человек, это твой муж. Нельзя же быть такой жестокой.

Пришлось изменить тактику и воззвать к мужскому разуму, который, по мнению продвинутых женщин, размещается где-то на уровне паховой складки, по линии карман — плавки — карман. Так как материальные условия нашего уже немирного сосуществования с Яшей были вполне приемлемыми (я даже думала, что он подрабатывал где-то в выходные дни), самым уязвимым местом Тошкина должна была стать ревность. Я собрала все изрядно подрастраченные силы и сделала Яше ряд авансов. Например, пригласила его в ванную комнату для разговора и мытья мне спинки, похвалила его знаменитую рыбу и даже заметила, что он неплохо выглядит. Но Яша оказался стоек и непреклонен.

— На дешевой проституции ты меня не поймаешь. Нельзя же нервировать Анечку.

Такая форма отказа возобновить со мной супружеские отношения была в целом приемлемой, но проблему устранения кухонного террориста не решала.

— Дима, он ко мне пристает, — трагически заламывая руки, сообщила я.

— Было бы ненормально, если бы он приставал ко мне, — бойко отреагировал Тошкин и отправился смотреть хоккей.

В знак великой солидарности мужчин планеты на некоторое время он даже отказался выполнять свой супружеский долг. Но старого воробья на мякине не проведешь. Димино равнодушие было слишком подозрительным, что-то не укладывалось в мою общую схему представлений о мужчинах. Дима явно хитрил и явно выжидал. Неужели завел любовницу? И так быстро? Хорошо, что к этому времени я еще не успела поменять паспорт — это означало, что мое победное шествие по трупам мужчин (тьфу, тьфу, тьфу, дай им Бог здоровья!) может быть продолжено.

Я затаилась и предалась педагогическому процессу. Гроза разразилась в апреле и подтвердила непреложную истину, что мое предчувствие обмануть невозможно. Дима пришел домой с разбегающимися в разные стороны глазами.

— Надя, у нас неприятности, — сказал он упавшим голосом.

Я тут же просчитала все возможные варианты нашего падения с вершины социальной лестницы. Ниже частной юридической семейной практики мы рухнуть просто не могли. Все остальное при условии крепкого здоровья оставалось перенести достойно.

— К нам едет моя бабушка, — патетически объявил Тошкин и скрылся в спальне.